Заметив, что юный «поваренок» слушает цыганские распевы, выглядывая из кухни, младший из цыган (а это было семейство – четыре брата и две сестры) подошел к нему и спросил:

– Ты откуда будешь?

Он спросил по-русски, что поразило Юлия, который в Париже старался говорить только по-французски.

– Из Владивостока, – растерялся Бринер.

– Мама дорогая! – воскликнул цыган. – Так и мы оттуда!

Это был настоящий подарок судьбы. Звали этого человека Алёша Дмитриевич. Он был настоящим русским цыганом и, как выяснилось, «земляком» Юлия – жил во Владивостоке, затем по скорбному эмигрантскому пути перебрался с семьёй в Харбин, оттуда проехал по всему Востоку, в Грецию, Марокко, Испанию. А сейчас вот остановился в Париже. Алёша и его семья были очень известным в эмигрантской среде цыганским ансамблем. Сам Алёша танцевал и играл на гитаре (тогда он ещё не пел).

– А ты что-нибудь умеешь? – спросил Дмитриевич у застеснявшегося Юлия.

Тот пожал плечами:

– Не знаю.

Алёша протянул ему гитару. Выступление только что закончилось. Ресторан закрывался. Зал опустел.

Это была русская семиструнная гитара. Юлий перебрал струны, издавшие стройный жалобный звук. Задумался. Потом запел.

У него был чистый мальчишечий голос, который только начал ломаться. Потом это будет замечательный (хотя и не очень сильный) баритон, признаки которого, как молодые усики, уже пробивались.

Алёша заслушался. Юлий пел «Степь да степь кругом». Возле Юлия собралась вся семья Дмитриевичей.

– Что скажете? – спросил Алёша, оглядываясь на старших братьев.

– А что тут говорить? – ответил один из них. – Танцевать умеешь?

Юлий оборвал песню. Посмотрел на Алёшу. Покраснел. Потом кивнул.

– Тогда завтра утром на репетицию, – сказал Алёша Дмитриевич.

И жизнь Бринера резко изменилась.

В тот вечер он оставил кухню ресторана «Эрмитаж», чтобы никогда не вернуться к грязным тарелкам. Более того, когда Алёша узнал, что Бринеру негде, по сути, жить, он забрал его с собой. И первая репетиция началась для Юлия, действительно, утром – в десять часов, едва семейство Дмитриевичей проснулось и позавтракало. С ними за одним столом сидел и Юлий – Алёша и слышать не хотел, чтобы его новый подопечный стеснялся, увиливал от общего стола и, вообще, считал этот завтрак каким-то там одолжением.

– Артист не может быть голодным, – сказал он.

И это был один из первых уроков жизни и ремесла, полученных Бринером. Он попал в настоящее артистическое братство. И до конца дней благодарил судьбу за этот роскошный подарок.

Юлий оказался способным учеником. Спустя неделю, 15 июня 1935 года, в том же ресторане «Эрмитаж» он впервые поднялся на сцену в составе цыганского ансамбля Алёши Дмитриевича. Юлий пел, играл на гитаре, танцевал. Он был абсолютно неотличим от настоящих цыган. Завивающиеся темные волосы, слегка подведённые (артистический грим) глаза и, главное, голос, манера исполнения.

Вместе с Дмитриевичем Бринер в то лето выступал в самых разных ресторанах и кабачках. У него, наконец, появились деньги. Он уже мог заплатить за ужин сам, мог одеть себя и снять номер в гостинице. А еще он очень быстро рос. И скоро в свои пятнадцать выглядел, как восемнадцатилетний молодой человек. Никто из зрителей не сказал бы, что перед ним выступает, по сути, совсем еще ребенок.

А потом содружество цыган и Юлия распалось. Это произошло без особого драматизма. Просто у Дмитриевича были свои планы, а у Бринера свои. Они расстались друзьями, чтобы на протяжении жизни встречаться и выступать еще много раз…

Поздней весной 1936 года Юлий оказался в Нормандии. Он устроился спасателем на пляж Гавра и провёл здесь целое лето. Денег ему платили немного, но зато он не тратился на жильё – спал прямо в спасательной будке. А провизия в это время была очень дешевой. Юлий заметно «отъелся» и окреп. Он, вообще, был крепок от природы. Мускулистый, широкий в кости, сильный и при этом очень гибкий.