Теперь мне абсолютно ясно, что она нагло врала!

После смерти отца она встала у руля компании и уверяла, что я, как истинная дочь, должна работать только в семейном бизнесе. Из-за нее я отказалась от трех выгодных предложений после университета, потому что верила, что действительно помогу делу, на которое отец жизнь свою положил. Отсеивала ненадежных в психическом плане инвесторов, настраивала на соглашение надежных.

Я и не думала, что Миная хочет выгодно меня продать на уродской дальней планете. Вот до чего доводит жажда наследства!

Теперь я ощущаю, что меня больше не держит никакое чувство долга. Это отец был ко мне добр и катал на шее. Но теперь его нет. И его логистический бизнес изменился. Мне давно нужно перестать жить прошлым и трезво взглянуть на настоящее.

Больше у меня нет больших денег, но по-прежнему есть невероятная ментальная сила. Я стану ценным и высокооплачиваемым специалистом.

Именно с таким настроем я вхожу в зал номер два и замираю на пороге.

Это точно комната для ментальных практик?

Да это же зимний сад на крейсере!

Столько зелени – высокие деревья в кадках, лианы по стенам, зеленый ковер под ногами.

Это же сколько ресурсов жрет поддержание здесь жизни!

У всех барсийцев есть такие зеленые зоны? Даже интересно.

Взгляд падает на высокие военные сапоги у двери. Похоже, здесь снимают обувь.

Первый член команды уже здесь. И у него здоровенный размер ноги. Впрочем, барсийцы вообще очень крупные мужчины с развитым телосложением. Настоящие атлеты. Ротор, например, в высоту больше двух метров. Я со своим метром семьюдесятью чувствую себя рядом с ним крошкой, что бывает редко.

Я снимаю свои военные сапоги, ставлю рядом с большой обувью клиента. Моя обувь кажется такой крохотной в сравнении с его, что я на миг зависаю от контраста.

Прохожу по мягкому ковру зелени, наслаждаясь каждым шагом. Это чистый кайф! Как я давно не ощущала этого. Года три? Все спешила куда-то, бежала, не могла найти минуты для такого простого дела – пройти пешком по траве.

И где я это сделала? На военном крейсере! С ума сойти.

Но нужно найти моего первого «пациента».

Я иду вперед, миную поворот и останавливаюсь от прямого взгляда командира крейсера.

Ротор сидит на краю кресла, опершись локтями на колени и подавшись вперед. Он словно готов вскочить и кинуться ко мне в любой момент, если я соберусь уйти.

Да нет! Зачем ему?

– Вы – мой первый пациент? – спрашиваю я, садясь в соседнее кресло.

Старательно держу дружелюбную маску на лице.

– Да. Я ваш первый, – твердо говорит он и смотрит на меня так, словно я сижу голая.

Я ерзаю на месте, но быстро напоминаю себе, что я не могу позволить, чтобы меня не воспринимали всерьез. Нужно сразу поставить себя правильно.

Мне кажется, он зол. Или взбудоражен, но пытается этого не показывать?

Я тянусь к его ментальным щитам, чтобы считать настроение, и вижу стену, что вся испещрена светящимися трещинами, идущими от семечка.

Свет буквально пульсирует изнутри.

Вздрагиваю. Никогда такого не видела.

Это я сделала? Почему семечко еще там?

– Приступим? – спрашиваю вежливо и, не дожидаясь кивка, продолжаю: – Только не вышвыривайте меня из своего сознания. Я знаю – вы можете. Но так не получится понять, как я могу защитить ваши щиты, если у врага будет сильный менталист.

Ротор опускает веки, а потом резко поднимает на меня взгляд. Щурит свои желтые охотничьи глаза. Медленно встает с кресла и подходит ко мне. От него так и веет опасностью. Хочется убежать. Немедленно.

Но мне приходится задирать голову вверх, чтобы смотреть в его лицо. Сидя это сделать еще труднее.