«Да она пьяна», – доходит до меня. Всего два с половиной напитка, а уже набралась; в очередной раз забыла, что я своего редактора терпеть не могу.

Пить Афина не умеет совершенно. Я поняла это еще в начале первого курса, когда на домашней вечеринке у одной старшекурсницы в Ист-Рок держала дорогую подругу за волосы, пока та блевала в унитаз. У нее есть бзик: она любит прихвастнуть, что разбирается в скотче (она называет его или «виски», или «виски из Хайлэнда»), но едва успевает пригубить, как щеки уже пунцовые, а речь скачет. Напиваться Афина любит, а в пьяном виде становится несносной и впадает в истеричную патетику.

Впервые эти ее повадки я заметила на Комик-Коне в Сан-Диего. Мы тогда все толклись у большого стола в баре отеля. Там Афина, вся раскрасневшаяся, хохотала как безумная, а парни вокруг пялились на ее грудь (один потом прослыл в Твиттере приставучим извращенцем).

«О боже, – причитала она. – Я к такому не готова. Сейчас крыша поедет. Я не готова. Ты думаешь, меня тут ненавидят? Думаешь, все меня тайком ненавидят, но просто ничего не говорят? Ты бы мне сказал, если бы ненавидел?»

«Да перестань, – успокаивали ее парни, поглаживая по руке. – Кто ж тебя такую может ненавидеть?»

Раньше я думала, что такие проделки – просто уловка для привлечения внимания, но со мной наедине она вела себя так же. Вдруг она становится такой ранимой, голос начинает дрожать, словно от подступающих слез, или же словно она думает поведать секрет, который раньше тщательно скрывала. Зрелище не из простых.

В этом есть какое-то отчаяние, и я даже не знаю, что меня настораживает больше – что она такая манипуляторша или что ее ранимость может оказаться правдой.

Несмотря на буханье музыки и басовые вибрации, бар кажется вымершим, что, вообще-то, объяснимо: сегодня вечер среды. Подходят двое, пытаясь всучить Афине свои номера, но она отмахивается. В этом заведении мы единственные женщины. На террасе царит тишина, вызывающая клаустрофобию, и это нервирует, так что мы дружно допиваем и уходим. Я с некоторым облегчением думаю, что на этом у нас все, но тут Афина приглашает меня к себе. Квартира недалеко от Дюпон-Сёркл, всего несколько минут на такси.

– Ну давай, – наседает она. – У меня дома есть потрясный виски, именно для такого случая, и ты должна зайти его попробовать.

Я утомлена, и веселье как-то подувяло (зависть усиливается, когда ты пьяна), но на жилье Афины мне взглянуть любопытно, и я соглашаюсь.

Ни хрена себе! Я знала, что Афина вполне состоятельна (гонорары за бестселлеры – штука серьезная), но не представляла, насколько она богата, пока мы не переступили порог ее квартиры на девятом этаже. Две комнаты, в которых она обитает в одиночестве, – одна для сна, другая для писательства, – обе с высокими потолками, лакированным паркетом из твердых пород дерева и окнами от пола до потолка. За окнами – уходящий за угол балкон. Дизайн в том вездесущем стиле фоток из Инстаграма*, где сквозь минимализм проблескивает роскошь: изящная деревянная мебель, экстравагантные книжные полки и безукоризненные однотонные ковры. Растения и те смотрятся дорого, а под калатеями шипит увлажнитель воздуха.

– Ну что, виски? Или что-нибудь полегче? – Афина указывает на винный шкаф (подумать только, у нее есть гребаный винный шкаф!). – Может, рислинг? Или вот это чудесное совиньон блан, если только душа не просит красного…

– Виски, – говорю я, чувствуя, что единственный способ пережить остаток этой ночи – напиться как можно сильнее.

– Чистый, со льдом или олд-фешен?

Я понятия не имею, как пьют виски.