Верхний свет погасили. Зал пронзили тонкие нити; – плитка волшебным образом отражала лучи, наполняя дымную, прокуренную атмосферу мистической аурой.
Звуки становились громче, от ярких вспышек софитов в глазах появились круги. Теперь Гера двигалась резко: предметы двоились, подробности смазывались.
В проходах между столиками танцевали. Люди соединялись, превращаясь в многоруких чудовищ, как будто бы она попала на бал индийских богов. Она протерла глаза.
Откуда-то появилась уборщица и старательно замахала тряпкой.
Или это стриптизерша, танцующая возле швабры?
Или черная колдунья Мамбо?
Темнолицая Мамбо мечется возле шеста в стенаниях, сыплет под ноги то ли муку, то ли снег. Плачет, поет, взывает к лоа: «Папа Легба, открой ворота! Папа Легба, открой ворота!». Самозабвенно красива сейчас колдунья. Ее лицо разглаживается, светлеет. Руки переплетаются, двигаются в такт барабанным звукам. Мука сыплется перьями убитого петуха, застилая глаза. «Я слежу за тобой», – шепчет ей на ухо Мамбо. – «Я вернусь, чтобы открыть нужную дверь».
Вадик дернул ее за руку, и она очнулась. Вино запросилось наружу.
– Что с тобой? Дать глоток минеральной воды?
– Нет, – она повела рукой, – мне… нужно… носик припудрить!
Не успела она отойти от стола, как к ней подошел невысокий мужчина.
– Потанцуем?
Она узнала Пашу Карпухина – личность талантливую, неординарную, обласканную директрисой. Из-за модной испанской бородки Паша выглядел солидно, хотелось обратиться к нему по имени-отчеству.
– Не может быть! Пашка? Сколько лет, сколько зим!
Паша обнял Геру за талию, и они заскользили по кругу.
– Как поживаешь?
Одноклассник вежливо отозвался:
– Неплохо. Как ты?
– Работаю. Не замужем.
– А я женат. У меня две дочери-погодки: четыре и три года.
– Как летит время. Где ты работаешь?
– Я психиатр. Приходится работать с такими необычными типами!
– Почему ты выбрал психиатрию? У тебя же красный диплом был – открытая дорога в МГУ.
– Психиатрия мне интересна.
– Чем?
Павел охотно углубился в дебри вопроса:
– Как ты думаешь, почему люди воспринимают реальность по-разному? И где та грань, переступив через которую становишься нашим клиентом?
Гера пожала плечами:
– Никогда не задумывалась. Это повод для размышления.
– Вот! – он с размаха сжал ее плечи. – Нужно задумываться о жизненных гранях. Чужие судьбы – они, как одежда. Ничто не мешает тебе видеть мир чужими глазами. Сравнивая себя с кем-то, ты учишься взгляду со стороны. Но главное даже не это. Фотографы знают: правильный ракурс обеспечивает им успех фотоснимка. Но как это – правильно? Из положения лежа? Подбородок задавит. А если подняться повыше? Ага! Открылись прекрасные глаза, нежный лоб и чудесные ушки. Каждый из нас видит то, что хочет увидеть. То же самое с чувствами. Вот как ты представляешь себе сожаление?
Гера включилась в игру:
– По-моему, это ощущение неудобства. Потеря комфорта, утрата.
– Это твое восприятие. И не факт, что Вадик с тобой согласится. Один из моих пациентов утверждал, что сожаление – это ветер.
– Необычно и красиво. Но непонятно.
– Представь себе ма-аленький смерч. А теперь представь, что этот смерч уносит все сожаления. Чувства, унесенные смерчем – красиво? Жизни, отобранные человеком, который не сожалеет – красиво?
«Как бы перевести разговор на что-то другое?»
Она со вздохом сказала:
– Не хочу, чтобы ты разглашал врачебную тайну. С меня хватит историй.
Но Паша искренне рассмеялся:
– Всего одна поучительная история. Поступает к нам на днях больной с паранойей. Убедить пациента, что он болен, нельзя; скорее он убедит окружающих, и ему, к слову, поверят. Отсутствие самокритики – характерный признак болезни. Началось все с обычной простуды. Казалось бы, поболеешь и выздоровеешь? У нашего больного все протекало сложнее. Быстро вернуться к здоровой жизни не получилось: не помогли ни аспирин, ни антибиотики. Больному стало казаться, что его заболевание неизвестно современной науке и вылечить его обычными средствами невозможно. Кто-то посоветовал лекарство, стимулирующее иммунитет, чтобы выздоровление состоялось быстрее. Тут и произошел перелом. Он убедил себя, что вирус спрятался в клетках, вызвал мутации, и что скоро он станет сверхчеловеком. К тому времени простуда у человека прошла. Он стал ходить на работу, встречаться с женщинами – намеренно «заражать» их. Только представь – намеренно. Чтобы укрепиться в догадках! Но и настоящая, психическая болезнь не дремала. С каждым днем наш пациент убеждался, что его сверхспособности уже проявились; подтверждением этому стали изменения во внешности тех самых женщин – он их видел иначе. Я опускаю тот факт, что, с его слов, повторное заражение ведет к дальнейшим мутациям; все это лирика, Гера.