Антон. Вероятно. Но профессия профессией, а уровень уровнем. Прижившийся в Америке мужик, он кукловод по-настоящему превосходный.

Беряев. Но и я клеевар квалификации безусловной. Почему тебе кажется, что в Америке я бы ничего не добился?

Беряев. Чтобы в Соединенных Штатах чего-то добиться, в Соединенные Штаты надо сначала попасть. Ему рабочую визу дали, а тебе… пожалуйста, можешь дерзнуть.

Беряев. В Америку я не поеду. И американскую клюкву не стану есть.

Антон. Ты побудь в обиде на Соединенные Штаты, а я отцу позвоню. Все же полагается сообщить, что я из больницы вышел. (набирает номер) С отцом у меня напряженно, но отец у меня пожилой, радостей у него с медный грошик… здравствуй, папа. Из дома звоню. Подайте мне трубку, я отцу перед смертью звякну – получше у меня, не бойся. Ой, не хочу я в медицинские детали вдаваться. В больнице меня не удерживали, значит, критическое позади. Это ты у нас кипучая натура, а мне бы сказали, и я бы еще в больнице полежал. Да, мне сказали, свободен. Поберегу я себя, конечно, поберегу. В секцию бокса не буду записываться. Потому что в боксе и в живот бьют. Область живота мне надо беречь, да-да… и питанием, да… твоей клюквой я поделиться собрался, но придется съесть самому. Клюквой, что Бескудниковым из Америки тебе прислана. Она очень полезная, но ты ее почему-то не ешь. И клеевар не желает. Клеевар из Ростова. Он мне не то что друг, он… ему жить негде. Давай, отец, без озадаченности. Человек он достойный, вполне положительный, у меня немного поживет и в Ростов уедет. Поглядеть на него? (Беряеву) К отцу в гости пойдем?

Беряев. А он меня расспросами не замучает?

Антон. А о чем ему тебя спрашивать? (отцу) Хинкали нам накрутишь – придем. (Беряеву) Хинкали отец классно делает. (отцу) Ну что такое… руки не те. Ты же мне говорил, что с кукловодом по части рук лишь фокусник и карманник сравнятся. Ты постарел, но я же от тебя не с трехчасовой сольной программой выступить требую. Хинкали для сына организовать. А-ааа, вот ты куда повел…

Беряев. Хинкали мы не отведаем?

Антон. Папа говорит, что после операции такая пища для меня недопустима. Свою лень прикрывает. (отцу) Я слышу, что ты говоришь. Ты бы расстарался, но тяжелую пищу мне нельзя, она камнем ляжет и желудок мне прорвет… приготовь нам солянку. С мясом, естественно. От постной пищи меня сильнее перекрутит. Мяса жалко – колбасы в нее покроши. Печешься обо мне, понятно, что обо мне… какие напитки? (Беряеву) Он спрашивает о том, какую выпивку к столу подавать.

Беряев. А врачи тебе не сказали, что тебе можно, а что нет?

Антон. Рюмку водки, сказали, можно. (отцу) Бутылку ледяной водки поставь. К солянке ты и собирался, ну конечно… водка-то дешевле всего. Марочное вино или десятилетний виски ты бы ни под какое блюдо не выставил. Пенсионеру, да, не купить, но имейся у тебя что-то из старого запаса, ты бы для застолья со мной пожертвовал? Не зажал бы, ладно, возможно… угу. (Беряеву) Завтра на ужин нас приглашает.

Беряев. Я только за.

Антон. Завтра у него поужинаем, а послезавтра с утра ты уедешь.

Беряев. Меня вышвырнуть – твое право…

Антон. Угу. Да, отец, не раньше шести мы к тебе. (Беряеву) Насчет сроков поглядим еще.

Беряев. Я в путь, а куда… представляю не особо, но отправлюсь.

Антон. Неопределившимся я тебя не спроважу. Ну пока, отец. Целую. Чего спрашиваешь, как у мамы дела? Ну про маму мы сейчас не начнем. У тебя в гостях наговоримся. Ну целую, отец, до встречи.

Беряев. Отец тебя не растил?

Антон. Мама от него ушла, когда мне восемь исполнилось.

Беряев. Подгулял?

Антон. Отец? Она от него не из-за измены. Из-за его возраста с ним порвала. Ей двадцать три, а ему шестьдесят один! А к моему восьмилетию шестьдесят девять. Какое ей удовольствие от столь древнего мужа?