Антон. Вы об электричестве.

Беряев. Вспышка электричества в небе.

Антон. Молния? Беряев. Бронетранспортер выезжает, по нему лупят и в небе молния… пушки гремят, а она сверкает.

Антон. Скоро вслед за пушками и гром прогремит.

Беряев. Это будет, разумеется, будет… у нас в Ростове так гремит – Москве и не снилось.

Антон. Из Ростова ты сюда от нищеты спасаясь?

Беряев. В нищете мы не жили. Если бы не жена, хрен бы я из Ростова уехал. Вопрос нехватки средств возникал, но остро не стоял – кое-как мы, слава богу, перебивались. Меня не напрягало, но жену жесткая экономия мучила и она в Москву. Я безусловно за ней. В Москве она администратором мебельного салона, а я работу не нашел.

Антон. Найдешь.

Беряев. Не в Москве. Я бы и в Москве поискал, но в Москве у меня жилья нет.

Антон. Своего нет, но вы же с женой, вероятно, снимаете.

Беряев. Жилья у меня нет никакого. Ни своего, ни съемного. Что тебе непонятно? Выгнала меня жена из квартиры, что мы с ней снимали.

Антон. В ее отсутствие ты привел женщину и жена вас накрыла?

Беряев. Смешно… женщину домой привел… будь я настолько крут, черта с два она бы меня выгнала. Но силу воли я проявлю.

Антон. Нагрянете и взашей?

Беряев. А чем мне за квартиру платить? Сумей я завестись, жену я бы выкинул и местами нас поменял, но помимо того, что жену я люблю, мне за квартиру, увы, платить нечем. Ее изгнание отменяется, но она тем ни менее мне заплатит. Где я сейчас нахожусь, я ей не сообщил и сообщать не собираюсь. Мобильный я отключил. Любит она меня, конечно, несильно, но от волнения, думаю, изведется.

Антон. А после больницы ты куда? Если ты решил твою жену основательно растревожить, к ней тебе нельзя.

Беряев. В Москве мне не к кому и, получается, что… в Ростов, наверно, поеду. Приеду, и кто-нибудь точно ей скажет, что я приехал! Она успокоится, а мне бы в беспокойстве месяца два подержать.

Антон. За два месяца она тебя совсем разлюбит.

Беряев. Ты не до конца понимаешь…

Антон. А когда воскреснешь, убьет. Твою двухмесячную затерянность ты чем оправдаешь?

Беряев. С телефоном под рукой объяснить ей, из-за чего я столько не звонил и знать о себе не давал… а при уменьшении срока? Не два месяца, а пять дней. Тогда я смогу честно сказать, что я ее воспитывал. На пятидневный демарш право я имел!

Антон. Ладно, пять дней я тебя потерплю.

Беряев. Чего?

Антон. Разрешаю пожить у меня.

Беряев. А я у тебя никого не стесню?

Антон. Было бы кого, я бы таким гостеприимным не был.

Беряев. Пожить у тебя я не возражаю. Ох, Нина, неосторожно ты меня выгнала… дороговато нервишкам твоим обойдется.

Действие пятое.

Завернувшая в подворотню Нина Беряева встречается взглядом с опирающимся на палку бродягой Тубилиным – на нем изгвазданное драповое пальто и завязанная под подобродком меховая шапка.

Тубилин. Деньгами не поможешь?

Нина. Это ограбление?

Тубилин. Я как проситель к тебе обращаюсь. Смиренно о какой-нибудь купюре прошу.

Нина. А почему в подворотне? Алкоголики у магазина деньги стреляют.

Тубилин. Стыдно мне у всех на виду. И я у тебя не на выпивку.

Нина. Пытаешься мне внушить, что ты не алкаш?

Тубилин. Человек я, конечно, спившийся, но сейчас я у тебя не на пропой, а на пропитание. Накатить водки готов я всегда, но если что-то мне дашь, на них еды я куплю. По-скромному, не мясо на шашлык… шашлык я когда-то жарил.

Нина. В парке, наверное. Кошку поймал и зажарил.

Тубилин. Шашлык я у себя в загородном. У меня там и кошка была. Змей развелось, помню… мертвую змею притащила и к вечеру умерла. Ужалила ее змея перед смертью.

Нина. Слабый у змеи яд, если твоя кошка до вечера протянула.