Гурышев. При обыске у него бы, да, мешочек изъяли.

Петр Игоревич. У него выхода не было.

Гурышев. А в машину под сидении спрятать?

Петр Игоревич. И машину обыскать могли.

Гурышев. По инструкции им, думаю, положено. Похоже, кроме как довериться первому встречному, ничем он не располагал.

Петр Игоревич. Касательно меня немножко снизить риск он пытался. Я к мешочку руку тяну, а он меня спрашивает, какая у меня фамилия, где я прописан… я со страха ему и выложил.

Гурышев. Ну и дурак.

Петр Игоревич. Не дурак.

Гурышев. Наврал ему?

Петр Игоревич. Что сказал, не помню, но ко мне отношения никакого. Он захотел документы мои посмотреть, однако здесь я ему честно. Нет у меня при себе никаких документов.

Гурышев. Изумруды ты унес и все два года они где-то у тебя пролежали. Нам и не обмолвился…

Петр Игоревич. Чтобы и у вас от всякого звонка в дверь сердце выскакивало?

Гурышев. Ты этим не прикрывайся. Втайне от нас ты не поэтому держал. Нашел бы кому продать и Воронеж со всеми его обитателями внизу под крылом.

Петр Игоревич. Подозреваешь, что на самолете бы от вас улетел? Поселился бы на курорте и алкогольный коктейль через трубочку пил? Вы Катьке сапоги купить не можете, а я официантке в лифчик сто долларов сую?

Гурышев. Наши денежные проблемы тебе всегда были до лампы. Говоришь, что, фешенебельно устроившись, ты бы из-за нашей бедности слезами обливался? Будь у тебя богатство, ты бы, отец, прекрасно бы наслаждался – того незнакомого, жертвой разборок ставшего, ты обдурил, но я-то тебя всю жизнь знаю. Катьку бы, может, вспомнил и вызвал… недельку на море хорошо бы ей провести.

Петр Игоревич. Я сделаю.

Гурышев. Путешествие ей оплатишь?

Петр Игоревич. Ближайшим летом. На двухнедельный отдых сумма с меня целиком.

Гурышев. А из каких средств?

Петр Игоревич. Из пенсионных.

Гурышев. А у тебя накоплено или только собираешься? Ты говорил, что пенсия у тебя уходит от и до.

Петр Игоревич. У каждого старика что-то отложено.

Гурышев. На похороны?

Петр Игоревич. Ну…

Гурышев. Ты что же, выделишь ей на поездку из тез пенсионных, что похоронные?

Петр Игоревич. Может быть.

Гурышев. Ха! А хоронить нам тебя на какие? Не очень-то желательно, чтобы нам на голову это свалилось. И по поводу поездки – с кем ей на море ехать? Вдвоем с подружкой ей рановато, а если не с подружкой, то с кем?

Петр Игоревич. Вы заняты живописью. У меня особых занятий нет.

Гурышев. А ты и себе, и ей поездку оплатить в состоянии?

Петр Игоревич. Нет, на нас обоих у меня не наберется.

Гурышев. И выход ты видишь в том, что ты оплачиваешь Катьке, а мы с женой оплачиваем тебе?

Петр Игоревич. За себя я и сам заплачу.

Гурышев. А за Катьку? За нее нам платить? Дедушка разобещался внученьку на море, но имеем мы то, что дедушка платит за себя, а девочкой пускай родители озаботятся! Я все думал, в кого же я такой умный… в отца.

Петр Игоревич. Не обворуй меня эта тетка, мы бы из-за копеек не грызлись.

Гурышев. Не знаю. Изумруды у тебя столько времени пролежали, а ты из них ничего не извлек.

Петр Игоревич. Я всегда мог пойти и покупателя поискать. А сейчас сиди и сразу всеми извилинами осознавай, что окошко надежды захлопнулось и в нужде мне уже до смерти…

Гурышев. Елена Константиновна воображаемые тобою дворцы бульдозером без снисхождения к тому, что любил ты ее.

Петр Игоревич. Старческий пыл к более молодой. Не более того.

Гурышев. Урок ты должен усвоить.

Петр Игоревич. По вашим присмотром не разовьется у меня, думаю… у меня к кому-то понемногу пойдет, а вы меня напоминаниями. Ошпарите меня ими!

Гурышев. Ледяной водой закаляется тело, а кипятком дух.