Гурышев. Выложил бы его и пошел.

Анастасия. Он выложил. Кассирша поглядела и сказала, что такой сникерс принять не может.

Гурышев. Такой – это какой?

Анастасия. Пока он был в кармане, ветеран на нервах в лепешку его сжал.

Гурышев. Сильная кисть.

Анастасия. Из того, как он выглядел, у меня создалось впечатление, что до пенсии он каким-то рабочим ремеслом на жизнь зарабатывал.

Гурышев. Закалка, видно, серьезная.

Анастасия. После отказа смятый сникерс принять буча там заварилась… мы с Катькой ушли. Знаешь, что Катька на днях мне сказала? Относительно нашей торговли нашими собственными полотнами.

Гурышев. Посоветовала нам поберечься и на морозе не торговать?

Анастасия. Заботливость присутствовала, но в ином плане. Она сказала, что возле нас станет ходить и к нам зазывать.

Гурышев. На всю округу тонким голоском голося? Чтобы приведенные ею с нескрываемым презрением на нас смотрели?

Анастасия. Ты забываешь, что девочка она у нас довольно зажатая.

Гурышев. И как же она собирается народ к нам скликать?

Анастасия. Преодолеет себя.

Гурышев. Родителям помочь?

Анастасия. Она процент хочет.

Гурышев. Один?

Анастасия. Пять. Если благодаря ее взываниям к нам подойдут и что-то у нас купят, пять процентов ее.

Гурышев. Так она скажет, что любой покупатель к нам подошел, ее услышав. Чересчур много для маленькой девочки у нее набежит.

Анастасия. Да с чего набежит-то… думаешь, что с ее участием продажи у нас валом повалят? Весь Воронеж около нас столпится?

Гурышев. Столпятся-то запросто, а вот купят ли что… а с другими художниками какой договор заключим? Скликать будет к нам, а купят не у нас, а у них! Насчет процентов и с ними надо условиться.

Анастасия. Кто-то согласится, а кто-то…

Гурышев. Буйняковский согласится.

Анастасия. Кто-то нас пошлет и общайся с ним потом…

Гурышев. С таким человеком нормально общаться я не смогу. Пославшего меня я, возможно, прощу, но зажавшему долю, по всей справедливости нам причитающуюся, отношения со мной не восстановить! Девочка по морозу бегает, голосок напрягает, а он за это нашей семье ничего… как бы в драку я с ним ни полез.

Анастасия. Каждый день приходит и матершина, мордобой… отвращение меня чего-то берет.

Гурышев. Да. Видя подобное развитие, и начинать ни к чему. Мысль о привлечении Катерины мне сразу неудачной показалась. Ты с ней поговори, и пусть она и думать забудет зазывалой при нас быть.

Анастасия. Ее, как ты понимаешь, не горло на морозе драть привлекает.

Гурышев. У нее и без денег жизнь неплохая. Ты – ее мать и ты ее отговоришь.

Анастасия. Попробую сказать, что ее идея пуста в том плане, что никаких денег ей не прибавит. Нынешнее состояние общества у нас не то, чтобы на призывы повестись и картины у нас купить. Во всем городе картины интересуюсь человек пятьдесят, а они нас и без ее помощи стороной не обходят.

Гурышев. Поглазеть они с удовольствием. Обсудить стили, тенденции… предложишь что-то купить – засмущаются и к следующему творцу, с ним бестолково чесать.

Анастасия. Ты на них не дави, иначе даже подходить к нам перестанут.

Гурышев. Я и так до перенапряжения сдерживаюсь. Ради потенциальных покупателей я любезен, прилично одет… не в задрипанной шерстяной шапочке свой товар на их рассмотрение представляю. Про шапку я потому, что мужичка в ней увидел. Невзрачный мужичонка в петушке и жеваной куртке подошел к помойке, мусор в пакете выбросил, я бы о нем и не вспомнил, но когда я переходил дорогу, лексус передо мной разворачивался. И за рулем мужичонка в шапчонке! Мусор выкинул и в лексус залез.

Анастасия. Лексуса он, наверно, владелец.

Гурышев. А кто, шофер? Шоферы столь погано одеваться дозволения не имеют. Анастасия. А если угонщик?