Нет, это определённо было непонятно Борису Ануфриевичу, свидетелю обвинения, ставшего таковым после того, как однажды задушевно поделился с подрядчиком Серёжей историей про то, как прикупил себе участок в заповеднике, вступив в преступный сговор с лесничем. У него просто отлегло от сердца, когда Сергей Александрович пообещал забыть об этом досадном инциденте. Правда, сделал он это в обмен на проникновенный рассказ Сажина о том, как он устанавливал видеонаблюдение на яхту Куницы, в которой тот хранил контрабандные стволы в размере тянущем на особо тяжкое преступление.

И теперь, глядя на прежнего своего хозяина взглядом побитой собаки, на те руки, которые кормили его отбросами с барского стола, Борис Ануфриевич чётко понимал. Есть люди со связями и повыше. Просто надо поискать получше. Таким он сможет хорошо служить, насколько позволит гипертония, отдышка и геморрой. Ведь их не посадят, не посадят же, а?

В нашей стране всех обижают. Всех. Геев, мигрантов, оппозиционеров…. Геев за то, что они разрушают наше общество, мигрантов за то, что они в чужой стране устанавливают свои законы, оппозиционеров за смуту… А раз людей обижают, их надо защищать, ведь защитник всегда прав. Даже само слово правозащитник говорит об этом.

Именно с этой позицией плыл в летнем мареве уроженец Саратова к зданию американского посольства, которое как раз начало выдачу грантов. Рядом шла юная дама, которая должна была сделать несколько кадров на память – русский борец за права человека Юрий и посол демократической страны США. Девушка рассказывала ему о том, что какого-то человека выселили из дому только потому, что на месте этого дома будут строить торговый центр. Нашли какую-то зацепку и выселили без всякой компенсации.

– Надо бы ему помочь, – сказал правозащитник, подобный кораблю, качающемуся в летнем зное по волнам и нехотя так плывущему к берегу. А может и не плывущему. Зачем плыть, когда можно остановиться и помечтать о высшем?

После встречи с послом, Юрий Иосифович пригласил фотографа на ужин. Девушка была мелкой и худощавой, затянутой в узкие джинсы. Как она носила на себе сумку с фотоаппаратом и тремя объективами, для Юрия оставалось загадкой.

– Тебе надо кушать.

Она улыбнулась и заказала зелёный салат с креветками. Он, помедлил, уточнил, не хочет ли она чего-нибудь ещё. Юлия попросила минеральной воды и эспрессо. Юрий понял, что нужно делать заказ, немного покраснел и огласил список.

– Мне, пожалуйста, суп с гренками. Цыплёнок-табака у вас мягкий? Да? Тогда цыплёнка. Попить. Так, попить тархун, большой, который пол-литра. Но это вначале. Потом, когда я закончу с цыплёнком, кстати, к нему в качестве гарнира рис с яйцом, принесите мне кофе… Нет, чай, что-то, знаете, жарко, давление… Значит, чайничек чаю, большой. И какие у вас десерты? Вот штрудель, он как, ничего? Тогда яблочный штрудель. А вы Юлия, будете штрудель? Нет? Как жаль. Вы знаете, в Вене есть ресторанчик, куда все едут, чтобы съесть штрудель.

– Вы ездили ради этого в Вену?

– О, нет, что вы! Я обменивался опытом. В Вене людей так не обижают, как в России. Знаете, есть австрийская партия, её возглавляет гомосексуалист, и он совершенно открыто об этом говорит. Если бы это было в России, его бы давно избили. А вы, как вы живёте, ведь, наверное, платят мало?

– Мало, но работа творческая. Любимая.

– Такая хрупкая и такую тяжесть носить, как нехорошо! Я вот думаю, сделать бы серию снимков «Мигранты Москвы»… Запечатлеть их всех. Их обижают.

– Красивая была бы серия. Восточные лица интересны, но знаете, они ведь тоже иногда нарушают закон.