– О, умереть бы мне в тот день, когда я только узнала, что правитель Пелий изрек свое грозное слово! Я побудила забыть свою душу про горе и слезы. Пусть бы меня схоронил своими руками сын дорогой! Лишь об этом одном я ныне мечтаю. Все же иное давно далось мне с полным избытком. Ныне же я, к кому зависть питали ахейские жены, словно служанка, останусь одна в опустелых палатах, жгучей тоской по тебе изнывая, в котором имела прежде я радость и честь, по тебе, для кого распустила некогда в первый раз и последний свой женственный пояс. Ведь Илифия богиня мне в детях других отказала. О, моя злая судьба! Как мне во сне не открылось, сколько страшных бед доставит нам Фриксово бегство.

Так в тоске она причитала, и с нею служанки плакали горько вокруг. Алкимеда так убивалась, словно предчувствовала изнывшемся сердцем свою злую судьбину. Ей приснилось, что Пелий вынудит ее мужа Эсона покончить жизнь самоубийством и безжалостно разобьет о пол дворца голову их маленького сына Промаха, родившегося уже после отплытия аргонавтов. Алкимеде казалось, что она не выдержит ударов судьбы и про себя решила, что против них могила – лучшая крепость для смертных. Во сне она покончила с жизнью, кинувшись на меч и прокляв узурпатора.

Ничего не знавший о материнском сне Ясон ласковой речью мать свою милую утешал:

– Не умножай мне, мать дорогая, скорбного горя! Это напрасно! Слезами никак ты беды не избегнешь, только к страданьям своим прибавишь ты новых терзаний. Боги смертным в удел даруют так много несчастий! В сердце горюя своем, дерзай их сносить терпеливо, так же поверь прорицаньям! Ведомо нам, что Феб лучезарный к нам расположен. Даже помощь свою обещал нам в героическом нашем походе. Ты, спокойство храня, оставайся со служанками дома. Да не будешь ты здесь вещающей бедствие птицей! Вслед мне друзья и родные пойдут, а слуги за ними.

Молвил и быстро от дома пошел, вперед поспешая. Как Аполлон, благовонный свой храм, покидая, вступает в Делос священный, или в Кларос, или же в Дельфы, или в просторы Ликийской земли над водами глубокопучинного Ксанфа, – так Ясон, горделиво подняв грудь и отведя назад плечи, шествовал сквозь толпу многоликую. Кругом раздавались крики тех, кто к нему обращался, но он их не слышал. Тут подошла Ифиада, дряхлая жрица самой Артемиды градодержавной: правую руку его удержала, но не успела слово желанное молвить, бегущие ей помешали. Так и осталась она стоять в стороне, как бывает со старыми и немощными среди молодых и рьяных.

Выбор вождя аргонавтов

Ясон горделиво шагал, покидая прекрасные широкие улицы славного города Иолка. Когда он, пройдя от города 20 стадиев, Пагасийской гавани брега достиг, то увидел там весь цвет Эллады, откликнувшийся на его зов. Герои его ждали возле «Арго», и, увидев его, радостно все зашумели.

Перед ними встал Эсонид, как вождь настоящий, а они окружили его и столпились – все пред ним одним. Вдруг внезапно они заметили сына Пелия Акаста с Аргом, шедших из города, и изумление всех охватило, сколь поспешно сумели они уйти против Пелия воли. Черной шкурой быка, покрывающей волосом ноги, плечи окутал себе сын Арестора Арг. У Акаста плащ был красивый двойной, подарок сестры Пелопеи. Их обоих отдельно Ясон расспросить воздержался – так он старался сейчас быть особенно мудрым как учитель Хирон и не принимать поспешных решений, о которых впоследствии можно было бы сожалеть. Всем же другим приказал он на общую сходку поспешно собраться. Аргонавты сели здесь же на свернутых парусах и на мачте опущенной, один за другим соблюдая должный порядок.