Со стороны улицы около плетня стоял рыжий малый то ли двадцати, то ли шестидесяти лет. Он смотрел на машину с небрежением, меня, даже когда я начал его спрашивать, не замечал совсем.

– Добрый день!

Тишина.

– Скажите, это Озерки?

Опять подумалось, что кто-то из нас двоих не русский.

– Эй, рыжий! Где тут живёт Евдокия Петровна?

Рыжий даже не шевельнулся, и продолжал невозмутимо подпирать забор, атлант болотный. Может дурачок? Притормозил у другого дома. В огороде замотанная в платок тётка (или бабка?) собирала с картошки жука, пол-литровая банка в её руке полосато шевелилась.

– Скажите, как бы мне в Озерки проехать?

Тётка медленно распрямилась, посмотрела сквозь меня и согнулась снова.

– В Озерки! В Озерки как проехать? – крикнул я громче.

Видно, поменяв фокус, тётка меня увидела, оттянула мизинцем платок от уха и крикнула в ответ:

– Ка-во?

– В Озерки как проехать? В Озерки! – почему-то я был уже уверен, что это не Озерки.

Теперь она посмотрела на меня недоверчиво и огляделась, словно я уличил её в воровстве, а она озирается, призывая несобранных ещё жуков – кого же ещё? – в свидетели: нет-нет, ничего не брала!

– В Озерки мне! – я терял терпение.

– Да как же вы в них проедете? – ответила она вопросом, спокойно, точно мы с ней беседуем уже два часа.

– А где они?

– Озерки?.. Да там, – неопределённо махнула рукой за спину, за дом, за болото, на лес, и опять – носом в ботву.

Девчонка, гнавшая двух гусей с болотца, про Озерки вообще не слышала, а про «Новый путь» сказала чётко:

– По той дороге три километра. Мы туда за хлебом ходим, – и показала в противоположную сторону.

Спрашивать больше было не у кого, я плюнул в пыль и поехал в «Новый путь». Дорога теперь то выбегала в поле, то снова пряталась в лес, щетинилась торчащими корнями, колдобинами с вечной водой, я клял её, блудницу, все, как оказалось по спидометру, пять километров, пока не упёрся в трёхногую гипсовую корову, держащую на рогах и арматурине от поднятого кверху хвоста рельсу с перекорёженными жестяными буквами «Н» «О» «В» …«Ы»… «У»… «Ь». Я вспоминал, что в каких-то сводках, то ли в зерновых, то ли в молочных «Новый путь» фигурировал, и совсем не в худших, но совместить два эти пространства никак не мог. Какой ядовитый шутник придумывал тут названия? То, где я продрался на своём вездеходе, не потянет и на гнилой просёлок, ан нет – «Новый Путь». Нет, не ядовитый шутник, а тот ещё хитрован: из Москвы этого гнилого просёлка не видно, министерские чинуши, вроде меня, по нему не ездят, а по сводкам проходит «Новый путь». Назовись они «Новая тьма», или «Община уставших людей «Старый свет», бесхоз «Путь в никуда», колхоз «Гигантские шиши» – и Москва от этой праведной грустности за один отчётный период загнулась бы, а так – Москве весело, а что к «Новому Пути» и старой дороги нет… Тп-ру-у… что-то я не туда.

На крыльце полутораэтажного особнячка стоял маленький пузатенький человечек в шампиньонной шляпе и смотрел на улицу. Я остановился, шампиньон нетерпеливо подался ко мне пузцом: «Что?»

Спросил про Озерки. Он вздохнул и скрылся за дверью. Из окна верхнего этажика высунулась женщина, осмотрела машину и снова спряталась. Через пару минут высунулась снова и медленно проговорила, что до Озерков километров десять и махнула мухоморовым платком – не туда, откуда я приехал, а как бы просто в сторону: «А! езжайте куда хотите, надоели!»

«Ну и чёрт с вами!» – я начинал сердиться. Достал из коробки со снедью на заднем сиденье бутылку водки, помидор, выпил больше полстакана и поехал обратно, с удовольствием и безадресно матерясь, – попробуй, не пей в этой стране!..