– Она останется.

Интонация Соколовского не допускала возражений.

– Она останется и дойдет до финала, – добавил босс, поднимаясь с кресла. – Обеспечьте ей финал любой ценой. Можете считать это приказом, невыполнение которого влечет автоматическое увольнение.

Он рассеянно оглядел собравшихся, словно капитан Смит, отдавший последнее распоряжение радистам «Титаника», и вышел.

Ребята переглянулись.

– О как! – сказала Садовская. – Уже можно делать «ку»?

Тщеславие

Михаил Некрасов принял решение участвовать в этом блошином цирке (ему самому больше нравилась ассоциация с цирковыми обезьянками) под влиянием речей одного знакомого. Тот преподавал русскую литературу в том же университете, где работал Михаил, и обладал редким даром убеждения. Он умел нажимать на тайные кнопки, спрятанные в густых складках человеческой психики, и стоило признать, что стервец пользовался у студентов не меньшей популярностью, чем сам Миша. Звали его Володя, фамилия его была Капустин, и хотя лет ему было уже не так мало, волосы он носил длинные, почти до плеч, брился только по праздникам, а на шее таскал наушники от плеера.

Разговор произошел в начале августа. Они случайно пересеклись в пустующем по случаю летних каникул деканате, поболтали с молоденькой секретаршей, а потом Володя затащил Михаила в бистро на проспекте Ленина напротив института – в то самое, где Миша недавно съел первый гамбургер в компании своей возлюбленной студентки Елены Хохловой – и с остервенением, достойным лучшего применения, начал нажимать на кнопки:

– О твоих разборках с Саакяном шепчется весь институт. Думаешь, никто ничего не видит и не слышит?

– В смысле?

– Да в том самом смысле! Вот скажи, о чем я сейчас думаю?

Миша нахмурился. Это была слишком бесцеремонная просьба. Из него упорно хотели сделать шимпанзе.

– Что ты имеешь в виду? Хочешь сказать, что я умею читать чужие мысли?

– Нет, я хочу сказать, что ты бомбила с Нижнего Тагила! Не делай такое тупое лицо, тебе не идет.

Миша нахмурился еще сильнее.

– Кто в институте болтает?

Володя хихикнул.

– Да Саакян же и болтает! Ты же знаешь этого тщеславного ублюдка. Мало того, что он сам на каждом углу сверкает своими цацками, так еще и тебя к себе притянул. Дескать, вот смотрите, каких мы орлов воспитали!

Миша крякнул. Несмотря на способности, некоторые вещи от него все же ускользали, и одна из таких вещей – институтские сплетни. Наверно, все дело в том, что он никогда не склонен был их искать. Но, черт возьми, выясняется, что сплетни игнорировать никак нельзя, особенно если ты работаешь в большом дамском коллективе и особенно если ты – экстрасенс.

Саакян – титулованный седовласый негодяй, которому некуда больше приложить свои неординарные таланты, которому надо чем-то развлекаться, чтобы держать себя в тонусе. Кроме того, он действительно безумно тщеславен. Несколько лет назад он был преподавателем Михаила, и вражда началась уже в те относительно беззаботные времена, когда Мишка протирал штаны в аудиториях и создавал себе репутацию молодого человека, которому под силу все – от наук и искусств до подметания листвы на институтском стадионе. Закончив вуз, Мишка без проблем был зачислен в местную же аспирантуру и стал преподавать историю, и два экстрасенса автоматически стали коллегами. У обоих – немалые возможности (профессор Саакян к тому же действительно носит титул Магистра каких-то таинственных наук, который он отхватил в Европе – наверняка дал взятку!), у обоих – твердый характер и стальные нервы.

Первое столкновение лбами произошло из-за женщины – очень симптоматично, кстати. Саакян любит молоденьких студенток, и одну из них Мишка буквально вырвал из его потных объятий, так что теперь ни о какой дружбе между ними быть не может. Двум таким монстрам никогда не играться в одной песочнице, они – как два Горца, коротающие бесконечно долгую жизнь в стенах обычного научного учреждения. Впрочем, время выяснять, кто из них единственный Дункан Маклауд, еще не пришло, а потому в их отношениях установилось не оговоренное по срокам перемирие.