Холмс поднял на меня глаза:

– Антигона. Жаль, что вы пропустили заседание. Я не знал, что ваш график патрулирования поменялся столь оперативно.

У меня пересохло во рту, и сотни отговорок пронеслись в мыслях, одна хуже другой. Я поднесла сжатый кулак к груди в революционном салюте:

– Виновата, сэр.

Холмс не обратил никакого внимания ни на мое извинение, ни на салют, и я по-прежнему стояла посреди зала, пока все внутри у меня сжималось от тревоги. Я мысленно дала себе обещание больше никогда не опаздывать на встречу с этим человеком, и в этот момент слова Холмса вывели меня из раздумий:

– Сегодня утром я разговаривал с инструктором Гораном. Мы вспоминали ваше выступление. Он сообщил мне неприятные факты, о которых я раньше не знал. У вас внушительный список дисциплинарных взысканий.

Последний раз, когда разговаривала с нашим инструктором по боевой подготовке, я воспользовалась своим положением, чтобы унизить его перед военными отрядами. Горан всегда воспринимал присутствие женщин и простолюдинов в своих отрядах как личное оскорбление, а теперь, когда своими собственными руками вручила ему законную причину ненавидеть меня, я могла представить, что он смог наговорить моему начальнику.

– Позвольте говорить честно, сэр…

– Я в курсе, что Горан мракобес, если вы это собирались мне сказать. Он был уволен.

Я захлопнула рот.

Холмс продолжил:

– Кроме того, из лазарета сообщили, что тело Джулии Грозовой Бич забрали два стражника, несмотря на мое предостережение не предпринимать поспешных действий.

Прижимая кулак к груди, я почувствовала, как замирает мое сердце.

– Спасибо… что взяли на себя инициативу. – Я с трудом сглотнула ком в горле.

– Буду откровенен, – заявил Холмс. – Я с уважением отнесся к проявленной вами смелости, когда вы противостояли Первому Защитнику, оберегая Ли сюр Пэллора, который, насколько я понимаю, и есть истинный Первый Наездник Каллиполиса, несмотря на то, что отрекся от данного звания. Я благодарен вам за то, что вы довели до моего сведения, что один из наших лучших военных активов в опасности. Но поймите меня правильно, мне не нужен командующий воздушным флотом, который не способен выполнять приказы. Это мое первое и последнее предупреждение. Мы друг друга поняли?

Его слова едва слышным эхом отдались от каменных стен пустого военного зала. И мой голос в ответ прозвучал еще тише:

– Так точно, сэр.

– Отлично. Свободны.

Спустя пятнадцать минут я на негнущихся ногах вышла из Внутреннего Дворца, направившись не в Обитель, а в дворцовый лазарет.

Но, собравшись уже распахнуть дверь палаты Ли, я услышала внутри еще чей-то голос. Голос, который всегда ассоциировался у меня с приятными вещами: ободрением, уважением и добротой.

Голос Криссы.

И еще один звук, который я никогда до этого не слышала, – горе Ли.

Ли, который в последнюю нашу встречу взглянул на меня с жуткой ухмылкой, потому что его мучила невыносимая боль.

Я попятилась от двери, от ласкового голоса Криссы, от рыданий Ли, мягко шурша ботинками по каменному полу лазарета. Развернувшись, я уже собралась броситься наутек, как вдруг услышала ее голос:

– Энни. Постой.

Крисса прикрыла за собой дверь. А затем так стремительно, что я не успела даже понять, что она задумала, подошла ко мне и взяла за руку. Как и всегда, видя ее столь близко, я поражалась ее ослепительной красоте. Она высокая и статная, почти как Ли и Кор, с золотистой копной волос, сияющими волнами ниспадающими ей на спину, и ярко-синими глазами на круглом лице.

– Энни, я сказала ему, что все кончено. Я больше не буду стоять между вами. Хочу, чтобы ты знала.