– Гляди, гляди, гляди…

И Ярослава огляделась. То платье, в котором она была в каюте, куда-то исчезло. А на его месте оказалось цветастое полотно. Переливчатое. Разноколерное.

Ворожея впервые видала такие краски.

Они, словно бы живые, играли в тусклом свете единственной лучины небывалыми отблесками, и девка зачарованно загляделась.

– Руны, взгляни на них.

Знахарка пригляделась. То, что она поначалу приняла за темные краски, нынче виделось ей скоплением рун-дощечек. И каждая из них – особенная. Тоже живая, непоседливая. Дрожащая, скачущая то ли от ветра, то ли от силы, ее наделившей.

Бережа укрывала утробу, в которой – Ярослава видела это нынче отчетливо, – билось крошечное сердце сына. Верно, Дар прав был…

А ее собственное, яркими алыми толчками наполняющее грудь, несло над собою руну Алатырь: искристую, живую словно бы.

Коловрат об осьми лучах сиял на каждой ладони – и от лучей этих под кожу знахарки текла мощь дивная, покалывая пальцы да отдавая в кровь тепло.

– Видишь теперь, откуда сила твоя пошла? – Улыбнулась Пряха. – Не от Улады и не от Крайи. Это все я тебе отдала. Гляди еще… кружись!

Ярослава послушалась. Она закружилась вокруг своей оси, продолжая наблюдать за подолом дивного полотна, и узрела, как руны, что были на ней, складываются в громовое колесо.

– Это ж… – ворожея задыхалась, стараясь разглядеть больше. Она на миг остановилась, переводя дыхание, и увидала по подолу другие, запретные знаки. Одну дощечку Ярослава узнала – ее показала ей Крайя, когда Яра была еще малечей. Сказала, будто бы мощь в ней – безмерная, да только и пользовать-то ее можно лишь в особых случаях…

– Почему в особых? – Откликнулась Пряха. – Она не причинит тебе вреда. Силой только поделится, но потом запросит ее назад. Руна-воительница, Звезда Сварога.

– У Сварога другая Звезда, – заспорила Ярослава, – о четырех лучах. В этой же…

– В этой – больше, потому как древняя она, не людская. Запретная средь жителей Лесов. Боятся ее люди… отчего? Потому как с даром ее справиться не каждый может. Другого – того, кто слабее – и выпьет, задуманное исполнив. И стали люди со смертью ее связывать. А в ней – жизнь. И сила. Ведь знаешь?

– Знаю, – согласилась Яра. – Я пользовала ее…

– С беленицами. Помню, видала все. Да только не померла ты в тот раз, Ярослава. А подмогу руной дивной из земли лесной вытянула, хоть потом и отдавать пришлось. И если бы не тот, что с тобой рядом, щедро разделил свою жизнь пополам, и ты бы своей лишилась. Потому как зло, с которым столкнуться пришлось, слишком мощное, древнее. А за помощью нареченного и не ощутила ты, как сил лишилась.

– Здесь еще, – Ярослава указала на другие дощечки. – Знаки. Старые, неведомые. Мне Крайя о таких не говаривала…

– Потому как не знает и она, – откликнулась Пряха. – Их мало кто ведал. Пожалуй, люди забыли о них. Вспоминай, Ворожея. Вспоминай!

И Пряха резко толкнула Ярославу, отчего та, закрыв глаза, полетела вниз.

И, уже летя на ходу сквозь облака грозовые и шум брызг морских, она расслышала шепот знакомый. Пряхин:

– Да отыщи того, кто в твое старое полотно завернут был. В нем связь с тобой – жизнь и погибель. И воля его, как и твоя собственная, принадлежит только ему самому…

Элбарс не спал которую ночь. Он чуял, что все тело ноет, а разум просит покоя. Да только покой этот все не наступал никак.

Его светлицу украсили шкурами, из самой Степи привезенными, подушками из дорогой парчи. Бархатом пол устлали. И лампадки с благовониями жгли ежечасно. Девки молодые, что остались в замке, держали крепкий кумыс в холоде, отчего тот подавался хозяину свежим, душистым. А ведь все не то…