Жена понемногу присмирела, доверчиво прижалась головой к его груди, сопела, всхлипывала, Нечай гладил её по густым седым волосам, шептал:
– Ты успокойся, душа моя. Всё лепо будет.
…В ту же осень в небольшом городке Малом Галиче, расположенном возле впадения Сирета в Дунай, в месте, где проезжие купцы складировали свои товары, развернулось крепостное строительство. Обнесли городок новой дубовой стеной с башнями, стрельницами, воротами из кованой меди. Отныне безопасно будет купцам останавливаться здесь и сохранять добро. В городе сем стал посадничать бывший берладницкий сотник Нечай, ныне – правая рука князя Ярослава Осмомысла. И кончилась на этом берладницкая вольница. Недовольные Нечаем уходили на восток, в степи, к половцам и дальше, на Дон, на берегах которого селились такие же беглые и вольнолюбивые люди, не терпящие над собой ничьей власти.
Канули в прошлое лихие набеги, сабельные рубки, походы «за зипунами». Установилась на берегах Прута, Сирета и Нижнего Дуная власть галицкого князя.
Ярослав и Нечай расстались в Малом Галиче уже глубокой осенью, в ноябре. Князь засобирался к себе, в стольный город земли. Перед прощанием они долго стояли на гульбище[82] в новом тереме посадника, выстроенном на круче над Дунаем, рядом с крепостной стеной, глядели вдаль на проплывающие струги, вспоминали прошлое, обсуждали последние насущные дела, мечтали о будущем. Разные были они оба, разные по нраву, по интересам, по взглядам на мир. И всё же было нечто, объединяющее их, и это общее было – Червонная Русь, на благо которой они теперь оба трудились.
Из былого недруга сделал Ярослав крепкого и верного соузника. Наверное, неслучайно всё-таки прозвали его Осмомыслом. Восемь смыслов – то есть был он умён за восьмерых. Он умел подбирать людей, умел вникать в их чаяния, умел их слушать и потому ошибался в них редко. Но бывало всё же, что и ошибался, и за ошибки те приходилось платить, порой несоразмерно жестоко.
…В Берладе остались-таки в малом числе радетели былой вольницы, супротивники галицкого князя. Тайно в одной из изб собрали они малый круг и порешили слать гонца в Киев. Дал бы старый Ростислав Мстиславич им во князи кого-нибудь из своих сынов, помог бы возродить прежние вольные порядки, заставил бы хитрого Осмомысла уйти из Берлада.
Послом в Киев направился сотник Смолята. Служил он некогда верно покойному Ивану Берладнику, а вот врагам его служить не захотел.
Далёк путь до стольного града по степным шляхам, через зимние бураны, через кочевья враждебных половецких орд. Хоронясь по балкам и буеракам, голодая, замерзая от холода, добрался-таки удатный молодец Смолята до Киева. Достиг княжеских хором, объявил о себе стражу-гридню, долго дожидался возле мраморных ступеней высокого крыльца ответа.
Наконец провели его оружные воины в огромную горницу. Ближние бояре восседали вокруг князя на лавках, рядом со стариком Ростиславом – двое его сынов: Рюрик и Давид, оба в нарядных цветастых кафтанах, с золотыми поясами, в востроносых тимовых сапогах, в шапках с собольей опушкой.
Отвесил Смолята великому князю глубокий почтительный поклон. Молвил:
– Челом бьёт тебе, княже стольнокиевский, вольный люд славного города Берлада!
По рядам бояр прошёл ропот.
– Разбойник, как посмел явиться сюда?! – Злобный шепоток раздался за спиной удатного молодца.
Стараясь не обращать внимания на враждебность Ростиславова окружения, твёрдым голосом изложил Смолята решение круга.
На устах обоих молодых княжичей пробежала усмешка.
– Что, Рюриче, пойдёшь в Берлад княжить?! – С издёвкой вопросил младшего брата Давид, темноволосый молодец лет двадцати трёх.