Мать нервно сжимала пальцы в замок, отец стоя за ее спиной, опирался на палку и огорченно качал головой.

— Больных повезут в отдельной повозке, — сказал он и выразительно посмотрел на мать.

— Тогда ожоги нас не спасут.

— Дьявол! — все же сорвалась Агнесса. — Я! Я стану полевой женой!

— Вот дурища!

Мать замахнулась на нее, но девушка смело выдержала суровый взгляд. Сколько времени продолжались гляделки, никто не знал, но Агнесса вышла из сражения победителем. Мать глубоко вздохнула, словно принимая решение.

— Я старшая дочь в семье, — добавила еще один довод Агнесса и замерла в ожидании ответа.
Она видела мучительную работу мысли в глазах матери. Та то мрачнела, поджимала губы, то лицо расслаблялось, становилось светлее.

— Хорошо, — наконец сказала она. — Ты и поедешь.

— Дорогая, подумай, что ты делаешь? — бросился к матери отец. — Агнессе нельзя!

— Почему нельзя? Может, это ее судьба.

— Да-да, мамушка, отец, это моя судьба, — заторопилась дикарка, чувствуя, как ускользает от нее удача.
— Надо только придумать, как скрыть твою красоту.

— Зачем?

— Можешь не добраться до Ярмарки, в дороге девственности лишишься, еще и понесешь, сразу ценность потеряешь как невеста.

— Разве сборщикам такое дозволено? — встрял в разговор отец. — Они же дорогой товар везут.

Мать угрюмо посмотрела на него, махнула рукой.

— Слухи разные ходят, путь до столицы неблизкий. Да и в отдельную повозку надо попасть.

Агнесса слушала родителей, а в груди росло негодование. О боги! За что ей все это? Она не уродина и не тупица. Почему с ней обращаются как с животным, видят только самку для удовлетворения потребностей солдат. Нет, она на такое не согласна, совсем!

Она упрямо поджала губы, готовая протестовать и ругаться, но тут же расслабилась: уж очень хотелось вырваться из отчего дома, посмотреть большой мир. В душе зрела уверенность, что впереди ее ждет что-то великое. В пути может случиться всякое, глядишь, и удастся сбежать, а там...

Девушка на миг зажмурилась, пытаясь представить то, что ее ждет, но будущее было скрыто за туманной завесой.

«Какой бесполезный дар!» — рассердилась на себя она и вздохнула: картина, нарисованная матерью, поставила в тупик. Неужели с девушками поступают так безжалостно? Теперь уже вариант с огнем казался очень привлекательным.

— Я готова получить ожоги, — выкрикнула она.

— Нет, это не годится, — не согласилась мать. — Спрятать красоту нужно на время, а не на всю жизнь.

— А если волосы обрезать и брови сбрить?

Родители переглянулись и одновременно вскрикнули:

— Морок. Надо навести морок.

— Морок? — пискнула Лута.

— А кто его сделает? — испугалась Марианна. — Это же запрещено!

— Девчонки, живо за дело, — засуетилась мать, не обращая на панику дочерей внимания. — Мари, неси дрова, Лута, ставь на плиту котел, отец, разжигай очаг.

Работа закипела. Старались делать все бесшумно, чтобы не вызвать у соседей подозрений, а легкий дымок в темноте вряд ли кто-то разглядит.

— Окно занавесьте одеялами! — приказала мать домочадцам. Когда ее просьбу выполнили, она сунула факел в печь. Тот загорелся ровным пламенем. — Подержи, — попросила она Агнессу. — Посвети.

Она притащила табурет, на него поставила еще один. Девушки с вытаращенными глазами наблюдали за ней. Мать пошарила руками в дальнем верхнем углу и вдруг вытащила откуда-то из-за стрехи мешочек, резко пахнущий летом и сеном. Сестры переглянулись: они даже не догадывались, что в их скромной хижине есть тайный схрон.

А дальше стало еще удивительнее.

Когда вода закипела, мать смешала сухие травы, кинула в отвар пару ящериц, шкурку змеи, найденного в углу таракана. Она постоянно помешивала напиток, принюхивалась, то и дело подносила деревянную ложку к губам, но не пробовала. Когда напиток был готов, посадила перед собой дочь и протянула ей чашу.