Была у Ярги и ещё одна версия: русалку извели в тот же день, дабы снять наложенный ею на царевича приворот, и, вероятно, не менее жестоко, чем любую иную нежить. Возможно, заживо предали огню или заставили ступить на священную землю капища, чтобы она обратилась пеплом. Так или иначе, Иван предпочёл о правде умолчать.

То ли разговоры утомили его, то ли поздний час: взор царевича сделался замутнённым, а улыбка – мягкой и сладкой, как патока. Он не сводил глаз с Ярги, всё разглядывал её лицо, приблизившись почти вплотную.

– До чего же ты хороша, Ярга, весеннее солнышко, – тихо вымолвил он, растягивая слова, точно довольный кот. – Я подобных ясных очей ни у одной царевны не видел и никогда прежде столь гладкой кожи не касался.

С последней фразой он поднял свободную руку и медленно провёл тыльной стороной ладони по щеке девушки. Волнительно и неловко ощутила себя Ярга, потому и захихикала, как девчонка. Иван потянулся к ней без всяких предупреждений, чтобы заполучить поцелуй, да так и замер, не посмев коснуться устами её смеющихся губ. Ярга чуть наклонила голову и вкрадчиво осведомилась:

– А ты скольких царевен касался и в ясны очи заглядывал?

Иван усмехнулся в ответ. Он немного отстранился, но девушку из рук не выпустил.

– До чего же ты потешная девица. – Он как бы невзначай погладил её плечо.

– Разве? – Ярга вскинула брови.

– Я ведь царский сын, – напомнил Иван. – Мне многое дозволено, о чём иные и помыслить не могут.

– Например, сидеть под яблоней и сторожить неведомого вора, который искусно забирается в ваш сад каждую ночь? – съязвила она, а потом вдруг зевнула, прикрыв губы ладошкой.

Следом за ней зевнул и царевич. Улыбнулся, покачал головой.

– Что за диво такое? – Ярга потёрла глаза. – Спать хочется, будто я неделю не спала. Веки точно каменные, и язык тяжёлый, с каждой минутой всё тяжелее.

Иван тряхнул вихрастой светлой головой, отгоняя сон.

– Это всё сторожевое колдовство, которым наш сад окружён, – исподволь признался он. – Батюшка с матушкой его много лет назад придумали, чтобы ночью в сад ни один человек проникнуть не смог, а колдовство против них и обернулось. Теперь тут никто стражу нести не может, разве что мы с братьями, и то Пётр с Василием в прошлые ночи уснули. Теперь вся надежда на меня.

Ярга опустила очи и, с трудом сдерживая улыбку, спросила:

– Рассчитываешь, что я не дам тебе спать?

Иван принял её вопрос за неприкрытое заигрывание и будто бы даже не возражал. Вместо ответа он вновь потянулся к Ярге, чтобы получить поцелуй. На сей раз она не сопротивлялась и позволила их губам встретиться, из одного лишь любопытства. Ей было ужасно интересно, каково это – целовать настоящего царевича, такого, кому от тебя ничего не нужно, красивого, молодого и удалого.

Иван целовал пылко, с жаром и усердием, будто и в любовных делах желал сделаться лучшим. Уста его оказались такими требовательными, что бедная Ярга на некоторое время лишилась возможности дышать.

Ей всегда было любопытно, каково это – целовать возлюбленного, того, с кем чувства взаимны, с кем желаешь разделить жизнь в горе и в радости. Но так уж сложилось, что Ярга знала на своём недолгом веку больше горя, чем радости, а все прежние поцелуи не дарили ничего, кроме смущения. Они были поспешны и наивны, сорваны впопыхах такими же безродными юнцами, как и она сама.

Однажды Ярга вскользь поцеловала молодого мясника за то, что тот отдал ей свежий телячий язык, но то была своего рода плата за угощение. В другой раз на ярмарке её поцеловал витязь из княжеской дружины, но он был пьян, и Ярга ужасно испугалась его настойчивости, поэтому убежала быстрее, чем он успел обнять её как следует.