Бетховен, наконец сообразив, что от него хочет этот надоеда, сказал:
– Пробиваем окно на Дунай.
– Что? Дунай? Какой Дунай? – оторопел управляющий. – Вы что, дырявите стену?
Управляющий поспешно вошёл внутрь и в витающей пыли разглядел пробивающего стену рабочего, усердно орудовавшего молотом и ломом.
– Прекратите! – вскричал управляющий. – Что вы делаете?!
Рабочий остановился и недоумённо поглядел на кричащего человека.
– Это же собственность господина Пасквалати! – продолжал возмущаться управляющий. – Как можно без ведома и разрешения владельца повреждать его дом?
– Я плачу деньги! – взревел Бетховен. – Это моё право! И вы нарушаете его, не давая пробить мне одно-единственное окно в этой тёмной конуре, которая не стоит заплаченных за неё денег… Всё, я немедленно съезжаю. Довольно с меня дураков!
Бетховен сплюнул размокшую на языке пыль и вышел из квартиры.
– Постойте, господин Бетховен! Погодите! – кричал ему вслед обруганный управитель. Всё было безуспешно. Ибо «Великие Моголы» не слышат мольбы, а глухие – подавно.
Глупость и закон
Глупость – одна из самых мощнейших движущих сил, для которой неимоверно сложно подыскать достойного конкурента и в материальной, и в психической, и в запредельной областях. Куда именно она движет и каких результатов достигает – определить удаётся не всегда – на то она и глупость.
Человеком натворено много глупостей, в перспективе – не меньше. Ковка глупости процесс безостановочный, и бог знает, когда он запустился, сколько глупости произвёл и будет ли когда-нибудь остановлен, а главное – кем. Институты статистики глупостью не занимаются и глупости не считают, и уже за эту малость хочется их поблагодарить.
Разнообразие глупостей поражает. Однако из всех глупостей особенно примечательна глупость узаконенная, утверждённая росчерком полномочного пера, именно о ней и пойдёт речь.
В 1511 году в священной Мекке разгорелся довольно интересный спор о пользе и вреде кофе. Казалось бы, что здесь удивительного? Каждый день выползшие из тайных подземных лабораторий учёные, отчитываясь о потраченных средствах, говорят нам о пользе и вреде того или иного продукта. Однако в Мекке спорили не учёные, а богословы и чиновники. «Он извращает ум, сбивает с праведного пути и, как следствие, приводит к бунту», – утверждали озабоченные противники напитка. И таковых, к сожалению, оказалось больше. Кофе был признан вредоносным питьём, угрожающим религиозным догматам и государственному строю, и был запрещён.
Сходная история случилась в середине 18-го столетия в Швеции, где вместе с кофе в немилость попала и кофейная посуда, которую хладнокровные стражи порядка с чувством долга изымали у преступных горожан, осмелившихся не внять королевской букве закона.
Вообще, кофе частенько не везло. Его пытались запретить и запрещали в разных странах, и причины этих запретов были чаще всего несуразны и глупы.
В России, несмотря на многократные соборные проклятия, адресованные церковью этому настрадавшемуся напитку (прилично досталось и чаю), к кофе отнеслись по-либеральному. Царь-батюшка Пётр Великий привёз кофе на родину через «пробитое окно» и, побрив боярам бороды, наказал его пить. Пили все (а попробуй у Петра не выпей!), кто нехотя, кто с любовью. Эстафету почитателей кофе переняли наши пышнотелые императрицы, частенько взбадривавшие себя дымящейся чашкой напитка. Так постепенно, начавшись с принуждения (что тоже немалая глупость), сложилась кофейная традиция.
Но, коль речь зашла о милом отечестве, сказав о разрешённом, трудно умолчать и о запретах, коих на Руси всегда доставало.