– Ты это, – обратилась Поликлета к переводчику, японское имя она его сразу забыла, а русским как-то язык не поворачивался его назвать, – ты подскажи, как церковь тут найти. Чтобы, значит, Господь докторам вашим помог. Девицу вылечить.

Она перекрестилась и посмотрела наверх, помогая собеседнику лучше понять, что ей нужно. Ох, и поймёт ли?

– Восыкрысения Хуристова, – сказал Самсон Петрович и закивал.

«Эк перекрутил! И повторить боязно», – поморщилась Поликлета, а вслух сказала:

– Не Восыкрысения, а Вос-кре-сения, батюшка. Слова эти надо говорить правильно, чтоб ненароком Всевышнего не обидеть.

«Да и самого человечка бы не обидеть, – подумалось ей, – а то если разозлить, то неизвестно, чем сей разговор может кончиться», – и на всякий случай замолчала. Только б не медлил с ответом. Некогда медлить, некогда. Идти надобно.

Но Самсон Петрович ничуть не обиделся и, опустив голову, неожиданно ясно сообщил, что служит при Русской православной церкви Воскресения Христова. Так и сказал:

– Имею чести сружити при руссыкой церукви. Восы-крЕ-сения Хуристова.

На трудном для себя месте – КРЕ-сения – он сделал паузу и с опаской посмотрел на свою новоявленную учительницу, после чего выправил жуткое КРЫ на благопристойное КРЕ, вот только с ударением переборщил, ну да ничего, справился, в общем. «Ай да Самсон Петрович! – подумала Поликлета. – Смышлён».

Через минуту-другую, удостоверившись, что человечек, представившийся Самсоном Петровичем, действительно знает, куда идти, они направились в церковь, благо, она оказалась недалеко, пролёта через три с двумя поворотами от больницы. Поликлете идти было тяжеловато, улицы были хоть и мощёные, из гладких аккуратно выложенных камней, но они то круто поднимались вверх, то неожиданно резко опускались вниз и иногда как будто вились одна вокруг другой, как нити спирали, и когда казалось, что одну улицу только миновали, как тут же те же здания и деревья выглядывали уже со стороны другой. «Ну да ладно, к храму негоже на лошадях как барыня ездить, – думала Поликлета запыхавшись. – И також надо помучиться, для веры полезно». Вспотела, конечно, запоминаючи, где какой поворот – это ежели провожатый не будет с ней возвращаться, чтоб не заблудиться ненароком одной в чужой стране.

Всю дорогу до «церукви» переводчик благовоспитанно молчал, только иногда бормотал что-то по-японски, Мотомачи какие-то, Хачиман зака, не разобрать, очевидно, названия улиц и переулков, но потом спохватывался, что перевести оное невозможно, а спутница языка не знает, потому конфузился и опять надолго замолкал. Видя, что Поликлете надо остановиться, дух перевести, он тоже вежливо останавливался, чинно выжидал, пока та пот со лба носовым платком промокнёт, и только убедившись, что она готова двигаться дальше, шагал за ней на почтительном удалении.

«Вот и крест верхней луковки появился, с колокольни, видать, Слава тебе, Господи», – возрадовалась Поликлета. На душе сразу легче стало, как будто окно кто отворил и воздуху прибавилось, да и провожатый словно на глазах подрос – плечи что ли подтянул, приосанился. Остановились оба. На купол чинно перекрестились.

– Ох ты, батюшка, да мы с тобой никак одной веры! – выпучила глаза Поликлета, не сдержалась. – А я давече подумала, что ты службу несёшь при храме гражданскую, а не духовную. Что положено тебе за нами присматривать. А ты…

На то спутник смутился немного, закивал, но промолчал. Не готов был, видимо, историю своего посвящения в православие прямо тут, на дороге, ей рассказывать. «Ишь ты какой, застенчивый да сдержанный, не то что наши баламуты деревенские – как начнут брехать, что тебе куры квохчут, не остановишь» – вспомнила Поликлета односельчан-талашкинцев. – Руками машут, бородой трясут, каждый другого перекричать старается, того и гляди в морду кулаком заедут друг дружке, а дело стоит. И как таким серьёзное предприятие доверить, строительство часовенки, к примеру… ну да ладно, успеем об этом подумать. Не вернулись ещё. Сейчас главное барышню из болезни вытянуть, да с Николаем Японским встретиться. Причаститься. И впрямь загадка – как это русский святитель островных жителей православными христианами сделал? Не иначе как чудом…»