А тучи в сетке и слюде сиянья —

Букет авангардиста, в нём продлясь,

Ликует золотой солнцеворот.

Спасают голуби: танцуют – клювом в клюв.

А пища – не на днищах сковород, —

Огнем живу, огонь люблю и длю.

Посланник лета бабьего, – короче

Свиданий с жаркой патокой любви.

К чему, оставленной, такие ночи —

Длиннее летних, – в них звенят огни.

Кленовую перчатку подбери, Как золото под черною корой,

Как вызов самого огня любви —

Не для афиши и игры, пари,

А лишь для сердца и души. Настрой

На ветках скрипку жизни. Клен – скрипач,

Береза – пианистка, ветер – альт.

Решит оркестр любую из задач

И озарит чернейшую из смальт

В оттенки радуги. Товарищ мой,

Друг сердца и души,

Кронштадский плач

Ветров осенних пережду с тобой.

Лимонно-мармеладных листьев свет

На счастье так божественно похож.

Танцуют голуби, – оживший парапет —

Площадка старта против подлых рож.

Клен летом цвел, но под пилу попал.

Зияет смерти бешеный прогал.

Молчанье. Пустота. Закрыта дверь.

Стой, человек. Замри, несчастный зверь.

А что любовь? А больше нет ее.

Лишь золото, осеннее белье,

Мотается и пляшет на ветру.

Себя я обману: нет, не умру.

Я буду жить. Я – лист под башмаком.

…Любви страданья нынче под замком.

Себя терять в тоскливой этой тьме

Недопустимо. Сонные обмылки

нелепых дней

считать,

как горсть углей,

И сильных мира дерзкие ухмылки

Как жатву собирать…

О, снеговей, нашлешь своих заботливых гусей —

Укроют землю расторопным пухом,

И ночь забудет злые вспышки дня.

Непойманный мотив ищу я слухом,

И воскресает вдруг любовь моя.

В ней жизни нет, она обречена,

Поскольку из предательства восстала

Коса, удобства ищущая – смерть.

Я вижу день, который был кресалом

Для чувств, подняв до эмпирея твердь.

Я не предательница, но искала смысл

В любви и верности, снижая до похлебки

Забот о счастье тон, – без глупых числ.

А вышел крен по мачте корабля

судьбы,

энергоемкий

расход впустую.

Солью слез кропя

Листы тетрадные, познав, где скрытый риф,

Веду корабль в изведанные дали

По звездам. Ценностный ориентир

Теперь один, он – святость. Мир назвали

Мечтой фанатиков. Где замок Иф —

Там только смерть.

Беги,

среди развалин

Оазисов не строй на свой мотив, —

Руины не воскреснут. От вранья

Тюльпаны не растут – в золе и прахе,

В кострищах кабачки не зацветут.

Где слез моих ходила полынья,

Кружили хороводом зодиаки —

Там стрелы смерти отправленья ждут.

Не дегустируй нравственных отрав.

Как можно применять к себе лихое

И бренное, сверять часы могил!

Ликуй, кровавым опытом не став

Там, где рвалась мечта в объятьях боли —

Беги, живи. Предатель – кто прогнил.

– К чему теперь убогие попытки,

Когда сгорела моя роза страсти,

И приближенье твоё стало пыткой,

И в горстке пепла – мелкие напасти,

Такие как тебя простить навеки,

Хоть раньше мы клялись в любви беспечно,

Ещё не зная, как тосклива вечность.

Грозящая взорвать сердца и веки.

Ты не сгорел – усох и воплотился.

И стол, как плаха в греческом спектакле,

Мумифицировано чувство в пакле,

И ржёт паяц, как твой обман – напился

из розы – сока,

пресыщая эго.

Смех – это фестиваль бравады сленга, —

Попытки закрутить вновь проводочки —

После обрыва два конца – не точка, —

Не просто точка – противоположность

Двух полюсов. Родиться невозможно

Повторно, – только с пряничным набором

Для загнивающего мухомора.

– Прости, прости, я заблудился в небе.

Вдохнул звезду, ища себе ответа.

Ответила мне боль. Её свирепей

Не знаю. Холодней не видел склепа.

Ты созерцаешь меня, как созвездие,

Но я весь – боль разорванного чуда.

За нарушенье клятвы нам возмездие:

Нас нет, есть ты и я – две сферы абсолюта.

Не попадают лабиринты взглядов

В одну спираль. И больше нет ответа

И маяков. Я заблудился в этом