– Ага, понял. Войнушка – это старо. Будем играть в Штирлица и Мюллера. Так?

– Нет не так, Макс! – вскрикнул гость. – Ты можешь посидеть несколько минут молча, без дурацких шуточек и в режиме приема информации! Выпростай из-под твоих патл уши, чучело лохматое!

– Опять оскорбляешь? – набычился Веригин.

– Прости, Макс, не удержался, – извинился Решетников.

– Ладно, прощаю. – Бородач стряхнул пепел в пустую пластиковую коробочку, где еще совсем недавно находился паштет. – Я со своей стороны готов поклясться страшной клятвой, что буду молчать, как партизан. Ты меня знаешь. Я – могила. Этого достаточно?

– Вполне, – кивнул Решетников и, улыбнувшись, добавил: – Никак не могу привыкнуть к твоей гориллообразной физиономии. Троглодит, да и только!

– Ты опять за свое?

– Все, все, Макс! – замахал руками Валентин. – Прикусываю язык, перестаю обсуждать твою персоналию и плавно перехожу к деталям нашей конфиденциальной аудиенции. Но сперва я задам тебе несколько вопросов. Не возражаешь?

– Нет.

– Прекрасно. – Валентин потер руки. – Итак. Ты спелеологией по-прежнему увлекаешься?

– Ха! Вспомнила бабка, як дивкой была! – воскликнул Максим. – Давно забросил.

– Но опыт, навыки, умение, надеюсь, сохранились? – с едва заметным беспокойством поинтересовался Решетников.

– Это останется у меня до самой смерти, Валентин.

Гость с облегчением вздохнул:

– Отлично. Значит, лазить по пещерам не разучился. Я еще слышал, что ты одно время увлекся диггерством. Это правда или слухи?

– Было такое дело. Сходил как-то раз с ребятами по московским подземельям. Но мне, честно говоря, не понравилось. Всюду грязь, вонь, крысы, бомжи.,. Побывал я на всех трех уровнях, везде одна картина. Было такое ощущение, что шляешься по затопленной водой помойке, куда никогда не проникают лучи солнца,

– А что это за три уровня?

– Первый находится между поверхностью и тоннелями метро. Второй – в той же плоскости, что и сам метрополитен. Ну а третий – под ним, он самый глубокий.

– Все ясно. – Решетников придвинул свой стул поближе к товарищу, засунул руку во внутренний карман пиджака и вынул оттуда небольшую плоскую картонную коробочку величиной с крупный блокнот и перехваченную черной узкой резинкой. – Вот, Максим, – стягивая резинку, благоговейно заговорил Решетников. – Здесь находится ценнейшая вещица, за которую многие отдали бы немалые деньги. – Он открыл футляр и бережно извлек из ваты резное украшение. Аккуратно зажав его между большим и указательным пальцами, Валентин показал другу хрупкий предмет филигранной работы. – Сия штуковина называется „Рельефный портрет римского воина“. И это лишь крохотная частица тех сокровищ, добыть которые я намереваюсь с твоей помощью. Я пришел просить тебя быть членом моей экспедиции…

– В Рим за головами воинов? – продолжил Максим с пьяным скепсисом и положил украшение на ладонь, где оно едва уместилось.

– Осторожно! – забеспокоился Решетников. – Не урони!

– Не боись! Все будет в целости и сохранности.

Веригин принялся рассматривать диковину. Голова была вырезана из неизвестного Максиму материала, напоминающего расплавленную и застывшую массу, из которой обычно делают конфеты „ириски“. Над высоким лбом античного воина игриво возвышалось нечто вроде кока Элвиса Пресли и наших приснопамятных „стиляг“. Едва изогнутый нос, тонкие губы и круглый подбородок профиля обрывались короткой шеей. Плечи были накрыты белым сагумом – коротким плащом с вырезом для головы, заимствованным потомками Ромула и Рема у галлов. Плащ скрепляла круглая застежка.

– И что? Это бесценная реликвия?

Решетников молча кивнул.