– Из Москвы.

– Ой, ты, а сюды-то зачем? Неужто пёхом?

– Нет, из Москвы на электричке, а дальше через лес. У нас археологический поход.

Женщина ее не поняла:

– Чегой-то несешь ты, не пойму я. И одет чудно. Не из-за моря?

– Я чудно?! – Янка даже привстала, – По-моему, это вы – чудно! У вас тут, что народный театр или психушка? Объясните мне, пожалуйста, я ничего не понимаю!

– Тю-тю, не кричи, – женщина снова усадила ее и улыбнулась, – Что ты, спят уж все во дворце, – наклонилась к самому уху Янки, зашептала, – Ничего из речей твоих горячих не поняла. Ты попроще спроси.

– Где я нахожусь?! Какой дворец?! – Янка даже вспотела от волнения.

– А находишься ты во дворце села Преображенское. В царском дворце.

– Сумасшедший дом! – простонала Янка, потом повернулась к женщине, – Но ведь этого села давно нет!

– Да как же нет – вот оно село!

– Хорошо, допустим, – успокаивающе для себя или для нее сказала Янка, – Тогда какой же сейчас год?

– Известно какой, одна тыща шестьсот восемьдесят восьмой от Рождества Христова.

– Что?! – у Янки потемнело в глазах, мгновение спустя, словно молния ее поразила догадка: переброска во времени! Пульсирующими толчками всплыли – падение, камень, дверь – все в один момент.

– Значит я во дворце, – сделала она вывод упавшим голосом, – А кто тут живет?

– Царица-матушка, Наталья Кирилловна, – нараспев начала женщина, – с братом боярином, а еще государь, надежда наша, красное солнышко.

Янка невольно улыбнулась такой не обычной для ее слуха манере рассказа:

– Государь? А почему надежда?

– А потому как ему семнадцать лет только исполнилось, голубь сизой, – женщина погладила Янку по плечу.

– Почти ровесник, – одними губами произнесла Янка, – Что же мне делать? – она вопросительно посмотрела на женщину.

– Ой, голубь, ночь на дворе. Ты ночуй уж, а утром я тебя выведу отсель потихоньку. Ложися вот здесь на лавке, – заботливо сказала женщина. Янка, однако, совсем не хотела спать. Сердце колотилось и сжималось от мысли, что ребята ее ждут. Этот вопрос волновал ее в данный момент больше всего. Дворец, царь – чертовщина какая-то.

Женщина тем временем погасила свечу.

– Отдохни, голубь, – и она вздохнула, – откуда ж ты такой? Звать-то как?

– Янка, – пробормотала Янка, сняв с себя сумку и гитару, и поудобнее устраиваясь на лавке.

– Эко имя чудно, Янка. А меня вот Агашкой кличут, – женщина снова вздохнула в темноте.

– А как вашего отца звали? – спросила Янка.

– Тихоном, царствие ему небесное.

– Значит, вас зовут Агафья Тихоновна, красиво.

– Эк ты, ласкун какой, – растрогалась Агафья Тихоновна, – меня отродясь так не называл никто. И откуда ты такой взялся?

– Вы мне не поверите, но я из будущего.

– Устал ты, Янка, спи-ка лучше, – женщина подумала, что это сказано от усталости.

Янка печально вздохнула и закрыла глаза.

Проснулась она рано. Протерла глаза, надвинула поглубже бейсболку, одернула олимпийку, застегнула штормовку, села на лавке, потянулась. Потом встала надела сумку и взяла гитару. Вошла Агафья Тихоновна.

– Доброе утро, Агафья Тихоновна, – улыбнулась Янка.

– Ах ты, голубь сизой, встал уже, – она тоже улыбнулась, – а и рано еще, солнышко не взошло.

– Да, только полпятого, но мне пора, Агафья Тихоновна.

– Ну, пошли, провожу тебя, – вздохнула та.

Янка потихоньку пошла за ней. Вышли на задний двор через черный ход. В сером утреннем воздухе висела прохлада. Янка слегка поежилась. Пришлось немного подождать за углом, пока пройдет группа стрельцов, охраняющих дворец. Потом Агафья Тихоновна подвела ее к маленькой калитке в заборе.

– Вот, голубь, лети теперя, там тропинка есть, в аккурат к деревне выйдешь, а там, куда уж захочешь. Хлеба-то возьми.