– Да, действительно, – неохотно согласился Мальцев, – боек, на самом деле, подпилен. Только это сделано небрежно, уж и не знаю, не специально ли? Вы-то сами не пробовали из него стрелять?

– Никогда! Зачем мне это?

– Вы помните, сколько патронов было в обойме?

– Конечно, я иногда его чищу, там было шесть патронов.

– А теперь там осталось только пять! Так что пистолет ваш стреляет! С осечками, через раз, но стреляет. Мы испытывали его в нашем тире.

– Не томите, капитан, говорите прямо, в чем дело?

– Из этого пистолета вчера убили человека, и на нем были отпечатки пальцев вашей жены.

– Ничего удивительного, она не раз брала его в руки.

– Вашу жену зовут Ксения, ведь так?

– И что с того? – насторожился Николай.

– А то, что свидетель убийства, сказал нам, что слышал, как убитый перед этим ссорился с какой-то женщиной и называл ее Ксенией! Если сопоставить то, чей это пистолет и это имя то…

– То, выходит, моя жена убийца! – осерчало выпалил Николай и даже засопел от негодования. – Бред какой-то! Послушайте, Анатолий Иванович, – так, кажется, вас зовут? – следователь кивнул. – Моя жена мухи не способна обидеть!

– Со временем, люди имеют свойство меняться.

– А свидетель этот, он что, только слышал, как называли имя подозреваемой или и видел ее?

– В том-то и дело, что только слышал. Свидетель этот сдавал жилье убитому, и был в смежной комнате, когда произошло убийство. Хотя дом тот и деревянный, и стены толстые и добротно сделанные, но сами комнаты разделены не только стеной, но и межкомнатными дверьми, которые, правда, много лет, как заперты, но звукоизоляция у них, сами понимаете, не ахти какая, так что свидетель слышал и перебранку, и сам выстрел.

– Слышать имя – это еще не свидетельство, надо было видеть преступника.

– Вот поэтому у нас нет полной уверенности в личности убийцы, но все косвенные доказательства налицо.

– Скажите, капитан, а почему свидетель не вышел на шум разобраться, что к чему?

У следователя лицо поплыло набок.

– Ну, во-первых, чужая ссора ему, как говориться, до лампочки. А, во-вторых, он даже поначалу не понял, что за стеной стреляли. Он принял выстрел за хлопок шампанского – у постояльца всегда не переводилось шампанское, он и квартиросдатчика этого угощал им. А когда все стихло, свидетель решил, что наступил мир, и не стал больше прислушиваться, что там за стенкой творится. Он включил телевизор и стал футбол смотреть. В это время как раз началась игра «Спартака» – его любимой команды. Квартиранту же постучал уже тогда, когда матч кончился – радостью своей поделиться от победы «Спартака» захотел. Ну и потом сразу же позвонил в милицию.

– Чепуха какая-то! Я вовсе не уверен в правильности ваших выводов, капитан. Сейчас Ксения вернется, и все станет на свои места.

– Никуда она не вернется, – убежденно сказал следователь. – Мы уже с утра побывали в «Доме Художника», ее мастерская оказалась заперта. А консьержка сказала, что ваша жена сегодня в мастерских не появлялась. Последний раз она видела ее вчера около четырех часов пополудни, когда та сдавала ей ключи.

Это сообщение встревожило Николая, однако он ни на минуту не сомневался в невиновности жены, полагая, что произошло какое-то недоразумение. За те три с лишним года от самого момента их знакомства и скорой женитьбы и до сего дня, он не мог припомнить ни единого случая, чтобы она повела себя как-то непристойно. Вся жизнь ее была правильной.

Коренная ленинградка, она с юности постигла нелегкую долю самостоятельной жизни, когда в авиакатастрофе погибли ее родители, после чего осталась одна на руках с младшей сестрой. Правда, Ксения с детства отличалась крайней серьезностью и целеустремленностью. Она закончила в родном городе школу с золотой медалью, а потом, там же, Российскую Академию Художеств, где уже на четвертом курсе – неслыханное дело! – была принята в члены Союза Художников.