И в этот момент раздаётся вежливый стук. На пороге ректорского кабинета появляется мой отец.

- Здравствуйте. – Здоровается в своей обычной суровой манере. И, заметив, что я сижу на диване одна в окружении лишь взрослых, недовольно хмурится. – Что натворил мой ребёнок, раз сам депутат почтил нас своим присутствием? – Старается скрыть язвительные нотки в голосе.

Папа заходит в кабинет, не дожидаясь приглашения, и садится рядом со мной на диван. Загораживая меня своей широкой спиной от чужих взглядов. Я благодарно выдыхаю и немного расслабляюсь, только теперь понимая, насколько была напряжена до сих пор.

- Меньше хвостом надо вертеть… - Бухтит Рогожин-старший.

Желваки на скулах отца начинают играть, выдавая, что он сильно зол.

- Держите своё мнение при себе, Вячеслав, а то впаяю вам сутки за оскорбление моей дочери, да ещё и в присутствии свидетелей. Никто не давал вам права высказываться таким образом в сторону Даны.

- Так, пока ситуация не дошла до абсурда, предлагаю вам всем остыть. – Стукнув по столу, ректор поднимается с места и обводит нас всех предупреждающим взглядом.

- Введите в курс дела. – Требует отец.

И, пока Лидия Михайловна вкратце обрисовывает ситуацию, я вжимаю голову в плечи, стараясь быть тише воды, ниже травы.

- Вот как. – Вскидывает брови папа, и выдаёт. – Не понимаю, причём тут вообще моя дочь? Если эти двое орлов решили сцепиться и помериться тестостероном, то пусть разбираются между собой. – Сурово чеканит он и поднимается с места, чтобы уйти. – Пошли, Дана.

- Григорий Иванович!

- Стрельцов!

В один голос останавливают его Лидия Михайловна и Рогожин-старший.

- Я даже разбираться не намерен. – Категорично заявляет папа, разрезая рукой воздух. - А ваш сын, Рогожин, пусть скажет спасибо за то, что Дана не станет писать на него заявление. И я солидарен с этим вашим новеньким. За такое не грех и по морде получить. Будь я на его месте, тоже бы вступился за девушку. Сразу видно, ваше разнузданное вседозволенное воспитание и язык без костей. – С укоризной заявляет отец.

- Да как ты смеешь, - переходит на личности Вячеслав Дмитриевич. – Я же могу щёлкнуть пальцами, и тебя завтра же уволят с твоей жалкой должности. Давно пора прикрыть вашу шарашкину контору! – Грузный депутат покрывается красными пятнами от негодования.

- То-то и смотрю, что до сих пор никак не можешь щёлкнуть, - спокойно парирует папа. – Ищи дальше. Удачи. И если твой сын ещё хоть раз приблизится к моей девочке или оклеветает её, учти, больше церемониться не буду. Это моё последнее предупреждение.

И, обняв меня за плечи, папа выводит меня из кабинета ректора, оставив всех остальных недоумённо смотреть нам вслед.

***

- Дана, - устало вздыхает папа, стоит нам оказаться на пороге нашего дома. – Угораздило же тебя связаться с сыном депутата. Что ты в нём вообще нашла?

Я понуро стягиваю кроссовки и вешаю кожанку в шкаф. Теперь, зная все гнусные подробности характера и жизни Рогожина, не могу не согласиться с отцом. Поэтому виновато смотрю в пол. Мне нечего сказать.

- Домашний арест, Дана. На неделю. – Спокойно припечатывает папа. – Выходишь из дома только по необходимости. Докладываешь мне обо всех своих похождениях: кто, что, куда, зачем и почему. Домой возвращаешься строго по расписанию.

Это не первый мой домашний арест, поэтому он не пускается в подробности. Я обижено надуваю губы и смотрю на отца с осуждением.

- А говорил, что я не виновата. – Бурчу тихо, но он меня слышит. Как и всегда.

- Это для твоей же безопасности. Я не наказываю, а спасаю.

- И чем мне поможет сидеть дома взаперти? – Выразительно смотрю на него.