– Моей дочери тринадцать, что скажете о ней?

– Прекрасный возраст, впереди неизвестность, притом большая. Время выбора: направо пойдешь, налево пойдешь. И не от случая к случаю, а происходит постоянно, тренируя внимание. Зато весь негатив проявляется. Пленку можно легко читать, это очень помогает. Кроме того, сам возраст еще несет вперед, почти без всяких усилий. Несет и открывает. Вы должны радоваться за нее.

– Вас послушать, мы пересекаем лучший из миров.

– Не самый лучший, он подобран для нас.

– Хорошо, а мы с вами? Страна и годы, по-вашему, выходит, двойное падение.

– Нельзя же все время расти. Полвека росла, наконец устала. Хочет быть легкой, надеется на вторую молодость.

– В чем же легкость?

– Избавляется от республик.

– Скорее они от нее. Латвия всегда тянула в сторону.

– Она могла тянуть сколько угодно, пока не сложилось общее настроение.

– Большинство против распада.

– Большинство – это кто?

– Обычные люди.

– Почему они всегда говорят одно и то же. Нас не слушают, мы ничего не значим. Решает не тот, кто хочет, а кто может. Может меньшинство. Что касается нас с вами, тогда мы были детьми, теперь их имеем. Будем стараться. Вы чувствуете уклон?

– Конечно, нет уже тех сил. Мне много не надо. Но дочь!

Они сидели в комнате, небольшой и уютной, хотя и очень заставленной. Везде этажерки и полки. Но не с книгами, а все красивые безделушки – мелкая бижутерия, вышивка, игрушки. Она проследила его взгляд.

– Кончила художественное училище. Люблю спокойную работу, чтобы никого над душой. Сейчас при храме, иконы, облачения. Платят очень мало, но нигде больше не берут. Православного народа немного, все протестанты, откуда быть деньгам.

– А комиссионные магазины?

– Не пробовала. Надо все остальное бросить, а храм требует времени. Вот, может быть, она.

На столе стоял карандашный портрет то ли взрослой девочки, то ли совсем юной девушки.

– Ваша работа?

– Нет, ее собственная, с помощью зеркала. Она у меня способная.

– Арбат облюбовали уличные художники, шестнадцать рублей за лист.

– Ей еще рано, пусть учится. Вот вы говорите меньшинство. Оно что же, умнее остальных, поступая наперекор им?

– В каждой стране по-разному. Где-то человек открыл лавку, та выросла в магазин, дальше больше. В конце концов, самые успешные ворочают миллионами – заводы, фабрики и так далее. Их горстка, но ведь даже крупная голова всегда меньше тела. Только потому и венчает, что меньше. Говорят же медики, клетки мозга самые крупные из всех. А что у нас? Комсомол, партия, молодой парень проводит собрания. Все на него смотрят как на придурка. Чего полез! Иди в инженеры, техники, строители, создавай машины, будь изобретателем, а он ведет собрание. Свой диплом, конечно, получит, зачем же оставаться пустым. С ним еще быстрее вверх по ступенькам. Но лестница уже партийная. Что знает? Ничего не знает. Он вожак.

У Максима в голове возникло фотографически четкое изображение. Время от времени людей посылали от их конторы на общественные работы. В тот раз суждено было очистить новостройку от мусора. Ее называли сдатка. Дом элитный, с квартирами в двух уровнях. Уже средневысокое начальство расселось широко не только в креслах, но и в быту. Окучивал посланных инструктор райкома, щуплый и острый, не то парнишка, не то мужчинка, мужок. Между делом останавливал ладно одетых: «В загранке бываешь? Ты вот что, привези мне джинсы». А пригоняли всяких, в том числе и ездунов. Напарник Максима, с которым он таскал носилки на фасаде, проработал год в Индии, привез кожаную, подбитую изнутри великолепную куртку. В соцстранах таких не делали. Мужок подходил к нему: