Россия, проиграв Первую мировую, потеряла в весе и стала изгоем. Вокруг нее построили санитарный кордон. Никто из стран кордона не возмутился навязанной им недружественной ролью по отношению к соседке. Польша с Венгрией вспоминали прошлые обиды. Но почему Болгария, Чехия, почему Финляндия?

Надо, однако, замолвить слово и о малых. Их много, и, значит, отвечают какой-то важной потребности, включены в межстрановой оборот. Тут Максим почувствовал, что думы его одиноки. Всех трогает маленький человек, как нелегко ему в этом мире, хотя на нем все стоит, им держится. Что умеют малые страны? Сколько ни рылся он в книгах, ничего не нашел. Сами про себя они знают многое, но на большом слуху их нет. Все только о державах – прошлых и нынешних. Сверхдержавы шлют о себе волны новостей такой силы, что колеблют земную твердь. От малых стран бежит лишь рябь по воде. Однако малые проводят границы между большими. Каждую большую можно сравнить с особой площадкой или уровнем. Чтобы они занимались своим делом, не теряя при этом связи с окружающим, нужны мембраны. Человечеству служит не только единство, но и разделение. Мембраны и прокладки как раз выполняют эту роль.

Кто-то поднимается в измерение ума, хочет стать холодным вершителем. Кто-то выполняет работу сердца и похож на огонь, но и без желудка никак не обойтись. Разве не он дает начало огню. Органы могут спорить друг с другом, не во всем соглашаясь по поводу места, которое отведено каждому. Вполне возможно, что клетки желудка хотят стать частью сердца, а сердечная ткань – возвыситься до материала мозга. Однако следует признать, что любое пространство наполнено собственными не случайными формами, и все они огорожены временем.

Перед Первой мировой Англия с Францией, глядя на Второй рейх, бросились поднимать Россию. Разбив Германию, то есть выведя ее из большой игры, одновременно затворили Россию. Предлогом был коммунизм, но не его они замкнули кордоном, а Россию, свою давнюю соперницу, чтобы отныне самим править миром. Мембрана изменила своему значению. Она уже не связывала разные уровни в единый каскад, а напротив, жестко их разделяла. Понятно, что эта роль оказалась не самой лучшей. Одно дело быть посредником, участвуя в живом обмене идей и материи, другое – стоять забором в качестве лимитрофа.

Человечество занимается хозяйством, торгует и ведет войны. Вот три основных вида взаимодействия. Самый жестокий и трудный, конечно, – война. Она опирается на широчайшее поле производственной активности. Иначе не может быть, ибо всякая война падает каменной глыбой с самой верхней точки производства. Чем выше точка, тем ощутимее готовность к удару. Громы и молнии посылают в мир лишь страны, налитые тяжестью очень крупного и сложного производства. У малых стран нет этого груза, они частичны. Их хозяйство ближе к человеку и дальше от войны. А это всегда проще и легче. Масло вырабатывает крестьянин, даже тот, который владеет всего-навсего сохой и подрезает траву серпом. Сможет ли он отлить пушку? Ничего не получится. Все хотят строить сытную экономику как раз потому, что она проще и человечнее. Оборонную машину пусть развивают другие, надсаживая свой народ. Говоря о свободе, имеют в виду легкую, чистую и очень прибыльную экономику, вдали от войны. Но можно ли слабость соединить с миром. Вместе с Россией Восточная Европа была посредницей между полюсами. Отдельно от нее ставилась в позу войны.

Он шел по тротуару, рабочие снимали асфальт, укладывая брусчатку. Камень был одного размера и очень мощный. Подушкой служил песок. Пойдет дождь, оставив лужи на кривизне асфальта, а здесь через швы уйдет в песок. Киянка выравнивала ложе, тесаный прямоугольник вставал в ряд, дорога одевалась в доспехи, как грудь средневекового рыцаря.