– Ну и как? – спросил дядя Паша.

– Что как? – не понял Максим.

– Моя подруга. Понравилась?

Он хотел сказать, как хороша эта женщина, насколько лучше других и что она принадлежит ему, словно дядя Паша участвовал в соревновании и ему достался приз. Хотя призом тут и не пахло. Самая обыкновенная, да еще и рыжая, лицо испорчено веснушками. Чтобы не обидеть дядю Пашу, он что-то промычал в ответ. Хотелось угодить, и не мог. Тот догадался и сразу потускнел.

Да, война, разруха, бедность были главные причины, отнимавшие у женщин их блеск. Он купил билет на «Василису Прекрасную». Само название обещало то, что он всюду искал. Но фильм обманул. Ничего прекрасного в ней не было. Такая же тетя, как все вокруг, правда, добрая, но ведь тети не женщины. Редко, но иногда удавалось посмотреть трофейный фильм, и вот в них играли женщины с лицами ангелов. Значит, есть такие. Откуда же они возникали? Ясно, что где-то там, в недоступном мире цветов, причесок и роскошных платьев. Он выходил из зала потрясенный и грустный. Тот мир лежал в другом измерении, его забросили в этот.

Алик сидел рядом, не заговаривая. Он допил свою кружку. Ему не хотелось уходить. Голова слегка откинулась на расслабленной шее. Он не грезил, как Максим, не быв человеком мысли. И только проживал свое состояние, похожее на теплую ленивую воду, в которой приятно лежать.

– Пойдем, – сказал он, вставая.

– Куда опять? – спросил Максим.

– В одно место.

И Максим послушно двинулся следом. Снег из звездочек собрался в мелкие хлопья, всасывая и без того скудный свет. В этот раз они петляли переулками и дворами, пока не вышли к подвалу под хлебным магазином. В представлении Максима город состоял из нескольких главных улиц. Здесь проходили трамвайные рельсы, дома поднимались на высоту четвертого и даже пятого этажа. Все остальное постепенно мельчало и путалось в кружении неприметных улочек, а спускаясь к реке, принимало вид деревни.

Попадая сюда, Максим спешил поскорее выбраться. Ему казалось, что каждый дом разглядывает его, как старуха, что разучилась стесняться, перестав быть женщиной. Алик знал город не только со стороны его органов, но и клеток. Максим ходил в школу, Алик был скитальцем. Спустились в подвал. Слабым желтым накалом горела лампочка. Кладовщик кивнул, приглашая. Он снял с полки холщовый кошель, затянутый у горла шнуром. «Вот твои монеты, как договаривались». На стол хлынула тяжелая струя однокопеечных монет, медных, но только что отчеканенных, блестящих и потому ничем не уступающих золоту. Алик зарыл пальцы обеих рук в эту груду. Монеты стекали вниз, издавая звон такой же чистый, как они сами.

– Сколько здесь?

– Пятьсот, как ты просил.

– А наценка?

– Полтора рубля за сотню.

Алик ссыпал медь в карманы пальто, и они повернули к выходу.

– Возьми, – сказал Алик, протянув ему блескучую горсть, – будет денежная реформа, бумажки уйдут, а эти останутся, цена их поднимется во много раз. Я свои деньги прихожу сюда менять, лишних не бывает, но заначка все равно нужна.

– Откуда ты знаешь о реформе?

– Раз была, значит, проведут еще. Вообще собираю металл – значки, монеты, кое-что есть из серебра. Со временем станут дороже.

Эта мысль показалась Максиму новой. Он считал, что время обращает все вещи в прах. Сначала вызывает из небытия, дает покрасоваться, потом низводит. Само время невидимо, размышлял он. Его как будто нет. Пространство можно почувствовать. Вот оно, перед ним. Они идут, раздвигая его. Дома, громыхающий железный трамвай и тихий снег – все это существует благодаря пространству, которое похоже на огромный стеклянный свод. Время в отличие от него нельзя взять в руки. Это никакой не свод. Оно ничего не накрывает, но течет. Пространство же стоит. Медь покрывается зеленью, серебро тускнеет, но не портится, золото неподвластно времени, неподвижно, с ним ничто не происходит, хотя это тоже вещь. Нет, поправлял он себя. Раз не происходит, значит, не вещь. Серебро медленно, но все-таки движется вдоль ленты вещей, они его обгоняют, спеша к своему концу, ну и пусть. Золото лежит неподвижно благодаря своей тяжести. Время, как ветер, подхватывает лишь легкие предметы. Чем легче, тем быстрее сдувает с лица Земли. От золота же отступается.