Кто-то назвал бы это манипуляцией. Действительно, на манипуляции построены лучшие речи адвокатов (как и прокуроров, впрочем), и Луи Берне исключением не был. Но Грин считал, что манипуляторов много, а такой уровень влияния на умы доступен единицам, и поэтому уважал Берне. Настолько, насколько детектив полиции в состоянии уважать криминального адвоката. Настолько, насколько бывший военный может уважать столичного хлыща.

Аксель сел. Берне молча достал из-под газеты тонкую папку и протянул ее Грину.

– Показывая тебе это, я нарушаю государственную тайну. Но я должен заручиться твоим согласием прежде, чем пойду к Старсгарду и министру с требованием привлечь тебя к этому делу.

Их взгляды скрестились над столом, и Аксель нахмурился. Он открыл папку. Это был отчет криминалистов, датированный 25 мая 2002 года. К отчету прикладывалось несколько снимков скелета. «Констанция Берне, дата смерти предположительно апрель-июнь 1967 года. Отчет судмедэкспертизы. Причина смерти не установлена».

– Труп тридцатипятилетней давности? При чем тут ты?

– Предположительно, это моя мать, – чуть слышно ответил Луи, не отводя взгляд. – Я хочу, чтобы ты выяснил, при каких обстоятельствах она умерла и каким образом оказалась замурованной в подземной лаборатории в Спутнике-7.

Аксель отложил документы в сторону и посмотрел на адвоката другими глазами. Он не интересовался его прошлым. Не знал, что тот рос без матери. И уж тем более не мог предположить, что семья Берне связана с закрытым городом ученых, в котором Грин никогда не бывал. Пару раз на общих собраниях управления он видел тамошнего шефа со смешной фамилией Фас, но ни разу не вступал с ним в контакт. И не стремился к этому – мужик казался детективу мутным. От него так и веяло провинцией, хотя город ученых – это не деревня.

– Расскажи все, что знаешь, – тихо попросил Грин и пересел на соседний стул, чтобы оказаться ближе к адвокату.

Карие глаза Берне скользнули по залу. Выражение его лица изменилось при виде официанта. Аксель заказал себе чай с бергамотом и повернулся к собеседнику в ожидании ответа.

– Я был ребенком. Она уехала в командировку куда-то в Европу и не вернулась. По крайней мере, так сказал отец. Я помню, как мы провожали ее на поезд.

– Что говорит отец?

– К сожалению, он мертв уже двадцать лет. Я рос с дядей.

– И что дядя? – слегка нервно спросил Грин, чувствуя раздражение из-за того, что даже из адвоката сведения нужно вытягивать. Берне заинтересован в результате, неужели он не может просто сказать все, что знает?

Насколько по-разному мы себя проявляем в различных ситуациях. Кто бы мог подумать, что под холодным взглядом детектива Луи Берне растеряет всю уверенность? Видимо, думая о матери, он возвращался в детство.

О своей Грин не вспоминал. Его вырвали с корнем, и теперь он мог прижиться где угодно.

– В детстве я терроризировал дядю вопросами о матери, – после непродолжительной паузы заговорил Берне. – Но он ничего не знал. Сейчас я понимаю почему. Если она работала в Спутнике-7, правда была засекречена. Про день, когда она пропала, они тоже ничего не сказали. А я не смог возбудить дело. Тела-то нет. Меня пытались убедить, что она сбежала и сменила имя. Отец, кажется, тоже решил, что она уехала к любовнику. Правды не знает никто.

– И теперь ее тело находят в разрушенной лаборатории. Это точно ее труп?

– Ее. Каким-то чудом они нашли медицинскую карту моей матери. У нее была сломана рука. У скелета те же повреждения.

– Как чудесно все складывается, – колко заметил Грин, который пока не верил ни единому слову.

Луи провел рукой по аккуратно расчесанным волосам и грустно улыбнулся.