– Был, – я ответил машинально, сперва не поняв, к чему еще раз говорить об одном и том же, но потом заметил, что на дороге около штаба собралось человек двадцать из числа наших подопечных, и сообразил, что именно затеял мой друг.

«Слегка Диким Западом отдает, но по-другому вышло бы дольше и муторнее».

– Нападение на часового было?

– Да.

– Часовой предупредил этого… – Виталик вовремя спохватился и проглотил соответствующее наименование, – о последствиях?

– Да.

– Так чего тянуть? – И, повернувшись к собравшимся на дороге, Сибанов крикнул: – Эй, буксировочный трос есть у кого?

– Зачем, командир? – спросил степенный здоровяк с длинными вислыми усами, при взгляде на которые мне отчего-то пришел на ум ансамбль «Песняры» и их фронтмен Мулявин.

– Повесить, вон на том знаке, – просто ответил Виталик, показав на дорожный указатель. – Патронов у нас кот наплакал, а по законам военного времени за его «милые чудачества» вышка полагается, невзирая ни на какие моратории.

– Э, – озадачился усатый, – какое военное время?

– Простое. У нас война сейчас идет.

Я хлопнул себя по лбу: «Блин, мы же пока не объявляли про ядерный удар! Пока только на загадочную техногенную катастрофу в Твери всю эту мельтешню списывали! О том, что по нам жахнули, в округе человек десять знают!»

– Да, товарищи, – в голосе друга появились «официально-протокольные» нотки, – сегодня утром по нашей Родине был нанесен ракетно-ядерный удар. Связи со столицей и руководящими органами пока нет, и мы, находясь в подчинении командования Торжокского гарнизона, выполняем сейчас функции власти. Я подполковник Сибанов, а это, – он показал на меня, – капитан Заславский, комендант района. А вон там, – Виталик развернулся к зарослям полыни, где тихо поскуливал пленный, очевидно, начавший понимать, в какую передрягу он попал, – человек, который решил не обращать внимания на всеобщую беду и совершивший тяжкие преступления!

«Да, хорошо их в Академии учили. Вещает что твой Цицерон. Я бы так точно не смог!» – восхитился я. Естественно, про себя.

– Товарищ подполковник! – окликнул Сибанова Макаренко. – Я думаю, что время сейчас на этого тратить не будем. – И он выразительно посмотрел на небо. – До вечера подождет, не Снегурочка – не растает!

– Пожалуй, вы правы, капитан! – Виталик повернулся к ошеломленным зрителям. – Товарищи, у меня к вам большая просьба! Не могли бы вы поработать гонцами и оповестить остальных, чтобы через, – он посмотрел на часы, – через пятнадцать минут все мужчины призывного возраста собрались у здания штаба. В одиннадцать сорок.

Ошарашенные свалившейся бедой люди стояли молча. Наконец тот самый усач нервно сглотнул и ответил:

– Так точно, товарищ подполковник. Оповестим.

До сбора мы успели обсудить еще массу важных, чуть менее важных и совсем неважных вещей, начиная от связи с командованием и заканчивая бородатыми анекдотами, рассказанными капитаном-летчиком.

Для связи нам обещали прислать старенькую Р-105[21] со связистом для обслуживания и, возможно, протянуть полевую телефонную линию до Думаново, на случай если городская АТС гикнется.

А вот как решить проблему с вооружением, никто не знал.

– У нас для караулов стволы есть и для офицеров пистолеты, – грустно объяснял Макаренко. – В гарнизоне еще немного, да у ментов кой-чего имеется.

– А мобзапасы? – память о советских еще временах не давала мне покоя.

– Большие склады в Ржеве и в Твери. А у нас ни хрена, насколько я знаю. То, что было, вывезли еще в две тысячи седьмом, но куда – мне, понятное дело, не докладывали.

– То есть «Эс-пятые» и «Эс-восьмые»