Честное слово, после того, что она увидела, как эти плохиши ссорятся, она не собиралась церемониться и с ними.

– Дома. А что? А вы кто? – спросила Люба Веселовская.

– Я из полиции. Позови родителей.

– Мама! – жалобно и протяжно, испуганно крикнул Фома Веселовский.

Он никуда не побежал. А сестра Люба не стала его догонять и лупить. Она бросила свой дорогой велик на землю, подошла к брату и обняла его за тощенькие плечи.

– Мама, иди сюда, – позвала она тоже.

Дверь коттеджа открылась, и на пороге возникла женщина – высокая, стройная, в джинсах и простой черной майке.

У Кати, готовой узреть в роли матери потрошителя кого угодно – хоть ведьму с изъеденным проказой лицом, захватило дух.

Надежда Шадрина-Веселовская была редкая красавица!

– Капитан полиции Петровская Екатерина, я вам вчера звонила, разговаривала с вашим мужем. Я к вам по делу.

– Но мы… да, конечно, я поняла, заходите в дом, – Надежда посторонилась в дверях, пропуская Катю. – Сегодня выходной, мы встали поздно. Дети только позавтракали. Извините, что у нас неубрано. Мы после переезда все еще никак не устроимся, муж сам много чего делает в доме… своими руками… Извините, что такой хаос.

Она говорила, бормотала, а Катя разглядывала ее с немым изумлением. Высокая, модельного роста блондинка с синими глазами и великолепной кожей, крупным ртом, без какого-либо намека на косметику на лице. Да и не нужна этой женщине никакая косметика, от нее и так глаз не оторвать, если она куда-то придет, даже одетая вот так затрапезно по-домашнему. Эта роскошная коса, эти соболиные брови, этот точеный нос совершенной формы, лебединая шея.

И она очень молодая… Катя вспомнила видео с Родином Шадриным. Как же так… он ей по виду никак в сыновья не годится, скорее уж выглядит как младший брат.

Катя оглядела холл – просторный со светлой мебелью из сосны европейского качества, с широкими диванами, дорогим телевизором, а дальше кухня – двери широко распахнуты, и можно видеть модную кухонную стойку и стеклянные шкафы. В коридоре пахнет краской и стоит стремянка, тут же сложены рулоны обоев и какой-то материал для ремонта, для отделки. И это все теперь новый дом маньяка-убийцы? А эта красавица с косой, которой не дашь больше тридцати восьми, – мать потрошителя?!

На лестнице на второй этаж послышались грузные шаги, ступеньки заскрипели. Катя ощутила внезапно противный тяжкий холод внутри. Она явилась в этот дом одна, без всякой защиты. Правда, в Главке знают, и полковник Гущин в курсе… в случае чего ее станут искать, найдут… Она тут в этом гнезде маньяка, одна без помощи и поддержки, вооруженная лишь собственной репортерской наглостью и азартом, а ведь они… эта женщина, его мать… они знали… они все знали… Они видели его, когда он возвращался домой – весь в крови, распаленный убийством, воняющий потом, грязный, со смертью за плечами… Они, родители, видели его, знали, кто он и на что способен, они все о нем знали, они покрывали его во всем, и в убийстве лейтенанта Марины Терентьевой тоже… И ты собираешься это доказать – это их всезнайство и эту их чудовищную ложь, и поэтому ты явилась в их дом одна, а тем временем…

Ступеньки скрипят… кто-то спускается…

Нет, не может такого быть…

Он не сбежал из психушки и не прячется сейчас дома, в семье…

Не по этому поводу приехали из Орла психиатры…

Если бы стало известно, что он, Роман Шадрин, сбежал, то поднялся бы такой шум… все в ружье… все снова в ружье, вся полиция, и полковник Гущин, конечно, первым бы проверил этот их новый чертов дом в Новокосино…

По лестнице спускался грузный мужчина – рыжеволосый и лысый, в очках без оправы, небритый, в спортивных штанах и футболке, заляпанной краской. В руке он сжимал электрическую дрель.