Внутри всё было вычищено до блеска. На стенах – портреты греческих архонтов. На столах – французское вино, английские газеты, осетрина. И между всем этим – старые враги, теперь улыбающиеся друг другу. – Война, господа, – говорил один английский дипломат, – это всегда инвестиция. Главное – не забывать, кто оплачивает счета. Русский подполковник с усами, похожими на штык, кивнул.

– А кто снимает сливки.

      Кемаль держался в стороне. Он искал взглядом лицо, которое выдало бы себя – ту нервную дрожь, ту искусственную вежливость, за которой прячется страх. Вдруг он заметил: человек в тени, у камина, не пил. Не говорил. Только смотрел. – Кто это? – прошептала Асель. Он и есть «Арбитр». Смотри на запястье – татуировка. Крест и роза.

Она чуть побледнела.

– Я знаю, кто это… Господи, это не может быть…

– Кто?

– Это Селим Хаккы. Бывший наставник в «Розе». Тот, кто нас обучал. Он погиб в 1905 году… Или мы так думали. Селим Хаккы, тот самый человек, который однажды учил их взламывать сейфы, вербовать агентов, убивать без звука, теперь стоял рядом с врагами. И улыбался. Он играл партию, где Османская империя была просто разменной фигурой.

Кемаль сжал кулак.

– Я прикончу его прямо здесь.

– Нет, сказала Асель. – Он нам нужен живым. Мы должны вытащить из него всё. Кто за ним стоит. Кто платит. Кто – следующий.

Они дождались, когда приём подошёл к концу. Селим, вышел через боковую дверь, под охраной. Кемаль и Асель двинулись за ним, прячась в тенях. Переулки были узкие, старые, пахли солью и прелой древесной. Вдруг – выстрел. Засада. Кемаль бросил Асель на землю. Пули свистели над головой. Один охранник пал. Второй – выстрелил наугад. Кемаль метнул нож. Тот упал. Селим, бежал. Они гнались за ним до самой бухты, где катер уже ждал. Но прежде чем он вступил на борт, Кемаль крикнул: Селим! сколько тебе заплатили, чтобы передать всё, чему ты нас учил? Селим обернулся. И впервые за ночь его лицо дрогнуло.

– Я не предал. Я просто понял, что империи умирают. Я выбрал сторону, которая выживет.

– А народ? А честь?

      Он сел в катер. И последними словами были: – Эти вещи умирают первыми.

Катер исчез во тьме.

На следующее утро газеты писали о пожаре в порту, о перестрелке, о тайном визите британского агента. Но имена не назывались. Только ветер над Чёрным морем шептал правду тем, кто умел слушать.

Кемаль и Асель стояли на утёсе. – Он ускользнул, – сказал он. – Но теперь мы знаем его лицо, – ответила она. – И это всё меняет.

Он взял её за руку.

– В следующий раз – он не уйдёт.

Она улыбнулась.

– В следующий раз – мы его похороним.

Глава IX. Город на краю бунта

Салоники встретили их громко. На улицах худели голоса, в кафе спорили о свободе, а в казармах кипело недовольство. Это был город- набросок будущего – не Османская империя, но и не Европа. Здесь болгарские студенты подслушивали греческих купцов, младотурки спорили с армянскими федералистами, а французы и австрии строили планы на завтрашние границы.

Кемаль и Асель прибыли как журналист и переводчица, сопровождающие несуществующую миссию из Константинополя. Их целью был человек, которого звали Мехмет Рифки-Бей, капитан артиллерии, ярый сторонник реформ, но, по слухам, связанный с «Розой». Он мог знать, кто тянет за ниточки – и кто готовит переворот. – – Здесь пахнет мятежом, – сказал Кемаль, глядя на строящих баррикаду студентов.

– Или надеждой, – ответила Асель. – Иногда это одно и то же. Рифки-Бей жил на втором этаже старого отельчика, где стёкла дрожали от уличного шума. Его встретили настороженные глаза, руки готовы к оружию, и лицо человека, который давно не верит ни в дружбу, ни в спасении.