У нас были разговоры о том, что надо бы запретить коммунистическую партию. Была идея закрыть коммунистическую партию по суду за ее преступления. Но по суду запретить коммунистическую партию не удалось. Может быть, это не такая трагическая вещь, как КГБ, потому что коммунисты выродились и разделились на десятки мелких партий, где-то даже сдвинулись в сторону социал-демократии. Но, к сожалению, идея Михаила Сергеевича Горбачёва – превратить постепенно коммунистическую партию в социал-демократическую – не удалась.

Мы, члены Межрегиональной депутатской группы, интеллигенция, которая пришла во власть с надеждой, что наконец наши усилия будут востребованы, не видели следующего: мы не управляли страной. Уже тогда страной реально управляли другие люди. Мы были как бы политическим прикрытием. Осознание этого пришло очень поздно. Может быть, и хорошо, что поздно, потому что мне иначе трудно было бы работать с полной отдачей, заниматься экологическими проблемами.

С первым президентом СССР Михаилом Сергеевичем Горбачёвым

Я иногда думаю: «В чем мы, люди, которые хотели изменить Россию и поставить ее на какие-то нормальные рельсы цивилизованного развития, ошиблись?» Мы проглядели очень быструю связку криминала с силовыми структурами и разделение страны между криминальными группами. Дальше ситуацию мы уже не контролировали. Во всяком случае, я уже не участвовал в этом контроле. К началу 90-х годов вся страна была поделена между криминальными авторитетами. Когда были отпущены вожжи централизованной экономики и начали возникать кооперативы, многие вопросы решались теневым образом. Законодательство не было готово, власть не была готова, и люди шли решать споры к криминальным авторитетам.

Почему мы не построили того общества, которое хотели построить? Мы идеализировали строительный материал. Страна оказалась, во-первых, под пяткой у воров в законе, то есть весь мало-мальский бизнес был у них в кармане. Второй момент, который я тоже не учитывал и не понимал, – КГБ сохранил фактически свое влияние. Ведь он в конце советского периода по сути был реальной властью. Там решали, кому можно делать карьеру, а кому нельзя. Кому можно выехать за рубеж, а кто останется. В каждом институте, в каждом учреждении был штатный или внештатный куратор. КГБ полностью контролировал ситуацию.

Советские танки проехали всю Москву до самого Белого дома, где Борис Ельцин собрал своих сторонников и подписал указ «О незаконности действий ГКЧП».

19 августа 1991 г.

Баррикады у Белого дома

Борис Ельцин на танке напротив здания правительства обратился к своим сторонникам с заявлением о незаконности действий ГКЧП.

19 августа 1991 г.

После подавления путча. 21 августа 1991 г.

Ельцин понимал опасность КГБ. И я помню, как он несколько раз на закрытых совещаниях говорил, что надо уничтожить эту организацию. Было принято решение разделить эту организацию так, чтобы она никогда не восстановилась. Были созданы

Федеральная служба безопасности, Федеральная служба охраны и другие организации. Это решение, конечно, было ошибочным. Сейчас я думаю, что надо было делать люстрацию, то есть убрать из государственного аппарата всех служащих КГБ, без исключения, и полностью запретить им работать в государственных структурах. В бизнесе, где угодно – могут работать, но в государственных структурах – не должны. Мы этого не сделали, и это плохо. Последствия расхлебываем до сих пор. Основная ошибка была связана с недоучетом силы КГБ и с недоучетом силы криминала.

В августе 1991 года я стал советником по экологии и здравоохранению у Ельцина, который занимал в то время пост председателя Верховного Совета Российской Федерации. Я ушел с поста заместителя председателя Комитета по экологии Верховного Совета СССР к Ельцину. Я хотел, как предлагал Бурбулис, работать на Россию, а не на Советский Союз, который распадается.