С пестицидами связана вообще одна из комических историй моего пребывания в Академии наук. Я тогда был только что избранным членом-корреспондентом, и шло общее собрание Академии 1985 года в актовом зале университета. Доклад о достижениях советской науки в биологической части делал академик Юрий Овчинников. И вот он говорил о том, какие замечательные пестициды были разработаны и внедрены, а потом началось обсуждение доклада. У зала спрашивают: «Есть ли вопросы к докладчику?» Я сидел далеко-далеко, на самых задворках, рядом с тогдашним директором нашего института Тиграном Турлаевым. Я поднимаю руку, а Тигран хвать меня за пиджак и тянет вниз. Но я руку не опускаю, выхожу на трибуну и говорю: «Вот Юрий Анатольевич здесь говорил о пестицидах. А все, что я знаю о пестицидах, говорит, что это страшно опасная вещь, что с ними нельзя обращаться так, как мы обращаемся…» Ну и что-то такое очень коротко. Какой-то маленький человечек, сидящий в Президиуме, меня перебивает: «Да что вы такое говорите?!» А я ему в ответ: «Слушайте, я вас не перебивал, когда вы выступали, почему вы меня перебиваете?» Зал замер. Это оказался какой-то член Политбюро ЦК КПСС. И после этого легенды ходили, что Академия наук подняла бунт против Политбюро. Какой-то молодой членкор осадил члена Политбюро.

Был еще проект по производству белковых витаминно-минеральных комплексов (БМК) на парафинах нефти. Химики придумали, что можно с помощью микроорганизмов, которые разлагают нефть, получать белок – белковый витаминно-минеральный концентрат для использования на корм скоту. Это должно было решить проблему кормов. На Западе тоже пробовали это делать, но отказались от идеи, так как белки на парафинах нефти оказались опасными. Пробовали рыб, свиней кормить, но отказались. А в Советском Союзе работы продолжились. Было построено семь огромных заводов. Истрачены миллиарды рублей. Но природоохранная общественность того времени была сильно настроена против белка на парафинах нефти, потому что везде (и в Волгограде, и в Ленинградской области), где были построены производства БМК, возникали проблемы со здоровьем. Белок попадал в воздух, вызывал сильнейшую аллергию, болели дети. Как только советская власть прекратила свое существование, эти производства были закрыты.

Как ученый, я участвовал в борьбе против переброски стока северных и сибирских рек на юг. Тогда эту борьбу возглавлял Яншин. Очень много внимания этому уделял писатель Сергей Залыгин. Вообще роль Сергея Залыгина в развитии экологической обеспокоенности очень велика. Он возглавлял организацию «Экология и мир». Это была вроде бы политизированная, борющаяся за мир организация. Но на самом деле она все больше и больше боролась за решение экологических проблем. По этой же проблеме работала Людмила Зеликина – экономист и очень своеобразный человек. Для нее не было барьеров совершенно. Она легко могла пройти к любому академику, убеждать его. Вот есть люди с таким внутренним чувством собственной правоты. Там, где я постесняюсь что-то сказать, она, не стесняясь, шла и говорила. Она, хотя и играла потом на бирже, была прокоммунистически настроенной, и мы с ней идеологически не совпадали. Но там, где дело касалось экологии, работали душа в душу. Она очень мне помогала.

С Людмилой Зеликиной мы работали и против Ленинградской дамбы. Этот проект для защиты Ленинграда от наводнений пробивал первый секретарь Ленинградского обкома партии Борис Вениаминович Гидаспов. Под строительство дамбы можно было получить огромные деньги, за которые Гидаспов и боролся. Но общественность возмутилась. Опасность была в том, что перекрытие Маркизовой лужи – части Финского залива между Кронштадтом и Ленинградом – создаст на выходе «биологический реактор». У Ленинграда не было очистных сооружений. Это был единственный такого класса город, у которого не было очистных сооружений вообще. Все стоки от Ленинграда шли в Неву неочищенные.