Я смотрю на свой телефон. От Тони ответа нет, но нельзя заставлять журналистку ждать еще дольше. Я рисую на лице идеально отточенную улыбку, открываю дверь со своим именем и вижу женщину, которая сидит на моем стуле, как будто там ей и место.

Нет, ей здесь совсем не место.

– Простите, что заставила вас ждать, рада вас видеть, – вру я, протягивая руку и стараясь, чтобы она не дрожала.

Дженнифер Джонс улыбается мне, как будто мы старые подруги. Мы не подруги. Эту журналистку я терпеть не могу. Раньше она писала обо мне ужасные вещи, хотя понятия не имею, чем я ей насолила. Это та самая дрянь, которая назвала меня «полненькой, но симпатичной», когда в прошлом году вышел мой первый фильм. В ответ я зову ее вороной за ее большой нос, но про себя. Все, кроме носа, у нее, наоборот, слишком маленькое, в особенности мозг. Она подскакивает со стула, порхает вокруг меня, как воробей под амфетаминами, а потом хватает мои пальцы своей крошечной холодной ручонкой, похожей на птичью лапку, и трясет их с преувеличенным энтузиазмом. Во время нашей предыдущей встречи у меня возникло ощущение, что она не видела ни кадра из фильма, о котором я собиралась говорить. Она из тех журналистов, кто считает, что раз они берут интервью у звезд, они тоже звезды. Никакая она не звезда.

Ворона – женщина средних лет, но одевается она так, как одевалась бы ее дочь, – если бы, конечно, у этой карьеристки была дочь. Ее темные волосы уложены в аккуратную прическу – такая была почти в моде лет десять назад, щеки у нее слишком розовые, а зубы неестественно белы. Дженнифер из тех людей, чья история давно написана, и ей не дано изменить финал, как бы она ни старалась. Судя по тому, что я читала о ней в Сети, в юности она сама мечтала стать актрисой. Наверное, поэтому она меня так ненавидит. Я наблюдаю, как дергается и брызжет слюной ее маленький рот, когда она выкрикивает в мой адрес неискренние комплименты, и мысленно готовлюсь к словесным гранатам, которые она для меня припасла.

– Мой агент ничего не говорил об интервью…

– А, ясно. Ну, если вы сейчас не можете… Это просто для сайта, без камеры, только я, ваша старая знакомая. Поэтому можете не волноваться о прическе и о том, как вы выглядите.

Вот дрянь.

Она подмигивает. Ее лицо словно на мгновение перекосило инсультом.

– Я могу прийти в другой раз, если…

В ответ я снова вымучиваю из себя улыбку и сажусь напротив. Чтобы руки не дрожали, я сцепляю их и кладу на колени. Мой агент никогда бы на это не согласился, если бы не считал, что это важно.

– Давайте, – говорю я, чувствуя себя, как перед расстрелом.

Дженнифер достает из сумки старомодный блокнот. Полное ощущение, что это не сумка, а школьный ранец, который она отобрала на улице у чужого ребенка. Странно, сейчас большинство журналистов записывают интервью на телефоны. Наверное, ее методы, как и ее волосы, застряли в прошлом.

– Ваша актерская карьера началась в восемнадцать лет, когда вас приняли в Королевскую академию драматического искусства, это так?

Нет, я начала играть задолго до этого, когда я была гораздо, гораздо младше.

– Да, так, – отвечаю я, напоминая себе, что нужно улыбнуться. Иногда я забываю.

– Наверное, ваши родители гордятся вами.

Я никогда не отвечаю на личные вопросы о своей семье, поэтому ограничиваюсь кивком.

– Вы всегда хотели быть актрисой?

Это простой вопрос, мне постоянно его задают, и заготовленный ответ всех обычно удовлетворяет.

– Наверное, да, но в детстве я была очень застенчивой.

Да и сейчас.

– Когда мне было пятнадцать, в нашей школе ставили «Волшебника страны Оз», но я испугалась и не пошла на прослушивание. Потом преподаватель актерского мастерства вывесил список отобранных на роли, и я даже читать его не стала. Кто-то сказал мне, что я получила роль Дороти, и я подумала, что это шутка. Но мое имя действительно оказалось там, в самом начале списка: «Дороти – Эйми Синклер». Я решила, что это ошибка, но преподаватель подтвердил, что ошибки нет. Он сказал, что верит в меня, потому что знает, что сама я в себя не верю. Никто раньше в меня не верил. Я выучила свою роль, отрепетировала песни и старалась изо всех сил – для него, не для себя. Не хотела его подвести. Я очень удивилась, когда меня стали хвалить, и мне очень понравилось играть на сцене. С этого момента я твердо решила, что хочу быть актрисой.