Кончиками пальцев она подцепила тонкую золотую цепочку, напоминающую уснувшую змейку. На ней висел овальный медальон с изображением Пресвятой Девы с надписью «SANCTA INFANTIA»[6] печатными буквами по ободку. Максим был прав: украшение наверняка принадлежит Виктории. Эмма торжествующим жестом вскинула руку с добычей. Ахмед отреагировал спокойнее, бросив:

– О’кей.

– Поехали допросим нашего задержанного, – скомандовала Эмма, обходя машину, чтобы присоединиться к напарнику.

В этот момент она заметила сквозь заднее окно легко узнаваемую картонную коробочку и вгляделась повнимательнее, чувствуя, как от волнения стянуло затылок. Эмма нахмурилась, отпихнула Ахмеда, засунула руку в пластиковый пакет с цветным логотипом АЗС и между пачкой печенья, продырявленной бутылкой газировки и столбиком жвачки нашла жирный липкий чек. Она просмотрела его сверху вниз, и у нее свело челюсть, а кишки завязались узлом. Задержанный соврал, и у Эммы Леруа будет с ним серьезный разговор.

Сыщики решили сделать перерыв, чтобы дать Виктории отдохнуть, – если верить ее рассказу о пережитом, она точно это заслужила. Вряд ли кто-то хоть на мгновение сумеет представить этот ужас. Полжизни какой-то псих держал девушку под замком, она пребывала в отчаянии. Однако сейчас нельзя допускать проволочек, надо действовать стремительно: каждая потерянная секунда дает фору палачу. Время не на стороне жандармов, а шансы похитителя растут: он летит вперед со скоростью ста километров в час, а они все еще распутывают узлы и не знают, в какую сторону обратить взгляд. Сутки спустя преступник может оказаться в двух тысячах километров от последнего места, где был замечен. В данном случае прошло от восьми до десяти часов с того момента, как Виктория выбралась из багажника. Максим сделал быстрый подсчет в уме, достал смартфон и открыл «Гугл. Карты». Теоретически получалось, что похититель мог из Франции добраться до Испании, Италии, Польши, Словакии, Сербии, Боснии, Дании или до любой промежуточной страны. Поле вероятностей кружило голову, и Максим сунул смартфон в карман, чтобы заглушить зловредный голос, нашептывавший насмешливые слова.

Жак Савиньи вышел к Максиму и Борису с джезвой в руке. Кухня выглядела старомодной, среди мебели темного дерева сумрак только сгущался. На одной из стен, среди изображений Христа и Пресвятой Девы, висела пробковая доска с фотографиями белокурой, застенчиво улыбающейся девушки.

– Это Виктория? – спросил Максим, ни к кому конкретно не обращаясь.

Хозяин дома подошел к нему, кивнул и спросил бесцветным голосом:

– Еще кофе?

– Спасибо, с удовольствием.

Максим сделал глоток, не сводя взгляда с фотографий, запечатлевших симпатичную девочку-подростка с почти кукольным лицом, довольно пышными формами и золотистыми волосами. За стенкой, в гостиной, на старом неудобном диване сидела другая Виктория – стройная, худенькая шатенка с длинной челкой.

Максим насторожился и незаметно подал знак Борису, привлекая его внимание к этой странности. Они молча переглянулись.

Неожиданно в дверях появился Анри Саже, бросил недобрый взгляд на Бориса и заговорил веско и торжественно, обращаясь к жандармам:

– Не стану вам мешать, господа, делайте свою работу. – Он повернулся к Савиньи. – Мужайся, Жак.

Максим не помнил, как он при встрече обратился к дяде – на «ты» или на «вы», – да это и не имело значения: рано или поздно Борис узнает, что они родственники. А может, уже знает… Незачем хранить секрет теперь, когда Анри вышел в отставку. Ладно, пусть будет «ты».

– Я тебя провожу.

– Пожалуй, присоединюсь к вам, хочу продышаться. – Борис двинулся следом.