А она нарочно перестала лить кашу и игриво заглянула в черпак. Там оставалось чуть меньше половины. Антон знал это, – Тамара сама, будто невзначай, позволила ему заглянуть туда. А теперь она пребывала вся в раздумьях, вылить ли кашу до конца или придержать. Она забавлялась с ним, зная, как он голоден, играя на его человеческих потребностях. «Ну давай же, выливай!» – мысленно взмолился Антон. Но не тут-то было: Тамара уже отняла черпак и несла ему миску, в которой не было и порции. Масла в кашу она так и не положила…

Ну вот, старался не наживать себе врагов, а они нажились сами собой. И что он ей такого сделал? Вроде всегда был приветлив, всегда здоровался… Антон никогда никого не обсуждал за спиной, ни на кого не жаловался. Даже сейчас, глядя на свой скудный завтрак, Антон и мысли не допускал пойти накляузничать директрисе. А ведь всё-таки он работал за еду, работал честно, не филонил, не отлынивал, – и тут такое…

Антон заметил, что в последнее время блюда ему стали подавать особенные: то пересоленые, то с лихвой наперчённые, то вообще какие-то крохи, кинутые на тарелку. Первое время он думал, что это для всех так, – всё-таки кухарки здесь работали не ахти какие, не ресторанного пошиба. Но дети, как известно, есть испорченные блюда не стали бы, а они их ели как обычно, носы не воротили и истерик не устраивали. И тогда Антон понял, что кто-то на кухне объявил ему войну.

Он проверил свою догадку. Обычно он приходил позже всех, а однажды взял и пришел неожиданно пораньше, – и в тот день его накормили обычной едой, даже вкусной. Выходило, что кто-то портил именно те остатки, которые доставались ему.

Антон быстро вычислил, что это Тамара, да она и не таилась; единственно, причина такого отношения была Антону непонятна. Чего она добивалась?

Она была лет на десять старше Антона, из тех женщин, которым Бог от рождения многое дал, но которые сами себя обезобразили, разбазарили. Антону, с его наклонностью наблюдать за людьми и анализировать их, Тамара всегда казалась очень несчастным человеком. Про ее личную жизнь Антон ничего не знал, но от него не ускользало, как в свои тридцатом пять лет Тамара собирает вокруг себя толпу почитателей, которые волочатся за ней с ее великодушного одобрения. Странно было все это: они, казалось, были и не против друг друга. Антон смотрел на эту свору, охотившуюся за одной костью, с каким-то неприятным чувством на душе. Возможно, Тамара своим женским чутьем чувствовала его неодобрение, поэтому и решила мстить?

Бог наделил ее красотой, но Тамара не сумела ее сохранить; есть женщины, которые, кажется, делают всё, чтобы стать непривлекательными, хотя изо всех сил стараются на положительный результат. К своим тридцати пяти годам Тамара имела иссушенные кожу и волосы; она всегда очень ярко красила глаза, хотя ей это было ни к чему, – натуральная брюнетка татарских кровей, она вряд ли нуждалась в том, чтобы подчеркивать глубину своего взгляда. На губах – кричащая помада, которую она оставляла повсюду, к чему бы ни прикасались ртом: на окурках сигарет, на стенках стаканов и даже на собственных зубах. Тамара работала у них, в принципе, недолго, но за это время уже успела побывать и брюнеткой, и рыжей, и даже блондинкой. У нее был богатый, густой, толстый волос, который прокрашивался с трудом, – и теперь на ее голове «красовалась» копна какого-то грязно-желтого цвета, собранная наверх под заколку. Волосы некрасиво контрастировали с темным цветом ее густых бровей.

На работе она носила халат, но Антон знал, что одевается Тамара броско. У нее действительно было привлекательное тело, которое нравилось мужчинам. Невысокого роста, она была полновата ровно в тех пропорциях, которые притягивают представителей сильного пола, у нее была красивая грудь. Но Антона ее тело не волновало, оставляло равнодушным.