Еще одна стопка и рассказ продолжился. Как-то вечером они гуляли. Уже держались за руки. Они просто друзья. Он – хороший друг. Он поддерживает. Не ты, Рома, а он! Я не имел право что-то говорить.
Ночь. Дачная ночь мало чем отличается от деревенской. Небо усыпано звездами. Их так много. Темная ткань над головой мерцает серебряными, желтыми и белыми точками. Какие-то едва заметны. Какие-то толстые, висят жирными каплями над головой. Ночь теплая. Шуршит. Движется. В лесочке рядом кипит жизнь. Его рука сильно сжимает ее пальцы. Именно сейчас Ксюше нужна поддержка. А звезды ярче. Теперь черное небо, усеянное небесными чуждыми светилами, полностью исчезло. Темнота перед глазами. Костя целует ее. Глаза закрыты. Как же здорово он целуется. Меня что-то кольнуло внутри. Здорово целуется! Как я рад был слушать это все. Еще одна стопка по моей инициативе. Вот он снимает с себя кофту и кладет ее на траву-мураву. Сверху на ткань опускается доверчивое тело Ксюши. Интересно, она все еще думает, что ее поддерживают в сложных отношениях с Димой? Он стянул с нее штаны с трусами, свои даже не попытался. Только расстегнул пуговицу и молнию. Этого достаточно, чтобы оказать самую качественную поддержку. Я попросил ее замолчать. Ксюша обиженно уставилась на меня. Ей, видите ли, не с кем было поделиться эмоциями и переживаниями. Все свои страшные истории Ксюша рассказывала только мне. Только я удостоился чести быть ее настоящим другом… Подружкой, скорее. Хорошо, сказал я и поинтересовался, чем закончилась ночная оргия. Хотя бы здесь она не удивила меня. Он сделал то, ради чего его кофта вымокла в ночной росе. Он проводил Ксюшу домой, а потом стал постепенно исчезать из ее жизни, как индикатор с лакмусовой бумажки. Он стал чаще копать огород, строить дом. Конечно, он находил иногда время, чтобы поваляться на земле с Ксюшей, но не больше.
Потом приехала вся остальная компания, сдавшая сессию в колледжах и университетах, включая глубоко любимого Диму. Ксюша честно созналась, что, увидев его, она не испытала былой радости. Скорее там была злость и обида.
Она демонстративно брала за руку Костю, строила глазки, смеялась. Ни компания, ни я не могли понять, как же так получилось, что Дима вылетел из сердца Ксюши, когда буквально в прошлом году она с травы слизывала его следы, следуя за ним по пятам. Ксюша сказала, что переболело. Она больше не хочет, любить его. Ей было слишком больно и ей это не нравилось. А тут добрый Костя, и сыграет на гитаре, и поддержит, и сексом займется. Его не надо умолять, чтобы он бросил хотя бы один быстрый взгляд. Не надо мечтать о том, чтобы он случайно коснулся ее руки, он сам брал ее за руку. И он потрясающе целуется. Я спросил Ксюшу, где сейчас Костя. Она сказала, что не знает и ей как-то все равно. На вопрос – где сейчас Дима – она тоже ответила, что не знает. В чем же разница, Ксюша? Мы смотрели друг на друга. Улыбка умирала на ее лице. Это явно не то, что она хотела услышать. Ты не понимаешь – вот, что она ответила. Я просто ничего не понимал. Я девственник, который не умеет целоваться, как я могу что-то понимать?
Еще одна стопка и Ксюша стоит около меня. Улыбается. Обхватывает мою руку и крепко прижимается, как к игрушке. Да я сам улыбнулся. Мы завалились в кровать, она легка мне на грудь и продолжила свои рассказы.
Все лето она провела с Костей, не обделяя Диму косыми взглядами, всячески показывая ему то, что он потерял, не успев приобрести. Они собирались по вечерам и пили, пели и курили. По ночам она гуляли или сидели у того самого пруда, который с каждым годом все больше превращался в лужу: камыш вытеснял из него воду.