Одним словом, проблему я не решила. Два дня в замке, мы ходили с Софи злые, потные и вонючие, не зная, как смыть грязь, насобираемую по лесам да полям. Загадка разрешилась на третий день. По бесполезной традиции, я зашла в дурацкую умывальню, чтобы попытаться в который раз добыть воды, хотя бы для умывания. Было очень холодно. Вообще, на этом Харне странный климат. Днем солнце беспощадно жарило, а ночью на землю опускалась дикая холодина, до очень нехороших минусов. Отапливаемые огромными каминами комнаты были защищены, а вот там, где тепло огня не дотягивалось, за несколько часов помещения неприятно выстужались.

Минуту посозерцав проклятущую лейку, я поуговаривала ее дать мне воды, и проклинала, и угрожала, в очередной раз облапала длинную полку с бутылочками масел и всевозможных мыл, даже сходила в комнату, взяла с резного туалетного столика шкатулку, в которой хранились неясного назначения стеклянные шарики, после чего вернулась в душевую и начала метко кидать их в серебряный кругляш. Не помогло. Только бардак развела. Пришлось потратить время на собирание стеклянных горошин, что взбесило меня еще сильнее. Когда в помещении вновь воцарился порядок, я, уже осатаневшая, стояла под лейкой и, бросив на нее последний недобрый взгляд, зло рыкнула, ударив кулаком по стене:

– Проклятая грайдерская сантехника!

Что-то шаркнуло, и в лейке послышалось натужное харканье. Я только успела поднять голову, как на меня будто вылили ушат самой ледяной воды, что существовала в мире. Тело обожгло острыми иглами. Из горла вырвался возмущенно-радостный вопль. Вымокшая, я выпрыгнула из-под мощных струй, едва не прибивших меня к полу. Душ ожил! Не знаю, для кого были созданы эти адовы приспособления, но они однозначно смывали не только грязь с тела, а вполне и само тело. Трясясь от неприятной липкой одежды, я радостно подпрыгнула и побежала в комнату Софи.

Уже в коридоре осознала, что бегу с зажатой в руках шкатулкой, поэтому быстро вернулась, поставила ее на столик и выскочила обратно в коридор. Наши спальни располагались на втором этаже. Когда я вновь выскочила, поняла, что забыла надеть паранджу. Возле перил каменной лестницы, тянущейся своими длинными ступенями с первого этажа, застыла молоденькая пухленькая девушка. Ее узкие губы приоткрылись, щеки заалели, а большие васильковые глаза заслезились от долгого немигания. То ли со страхом, то ли с восторгом она скользила по моему влажному лицу, мокрым волосам и прилипшему к телу платью. Чертыхнувшись про себя, я решила больше не возвращаться из-за какой-то тряпки. Мне не терпелось поделиться радостной новостью с Софи.

– День добрый, – натянув пластмассовую улыбку, я быстрым шагом минула девушку.

Услышав мой голос, она приложила руку к внушительных размеров груди, будто у нее вот-вот случится удар (мама всегда так делала, когда разыгрывала перед папой душещипательную драму, если он в чем-то с ней не соглашался). Бросив на молодую женщину последний косой взгляд, я не выдержала и бегом припустила к Софи.

Подругу поселили на другом конце этажа (это, кстати, был единственный момент, когда с нами контактировала жутко неприятная тетка). Потратив минуту, я влетела в ее комнату и запрыгнула на широченную мягкую кровать.

– Софи! Софи! Просыпайся! Хватит валяться, Софи!

Из глубины россыпи пуховых подушек послышался тяжелый недовольный стон. Девушку сложно было назвать жаворонком. Обычно она просыпалась не раньше десяти. Стрелка же напольных часов, стоявших в углу, едва доползла до восьми.

– Пошли, пошли! – я грубо схватила подругу за запястье и потащила к краю кровати.