– Садитесь, вот тут есть место! – тем временем сказала Олеся и с ходу запихнула ее в угол большого разложенного стола.

Катя приземлилась на холодную табуретку. Ничего не произошло, разговоры и звяканье вилок не стали ни громче, ни тише. Басовитые иностранцы у окна, потряхивая висячими серьгами, судя по терминологии, обсуждали что-то из области физики.

«Может, заработает, если понизить давление… – уловила она. – С другой стороны, молекулярные нити расползутся…»

Какие еще «молекулярные нити»? Катя чуть не спросила это вслух, но в последний момент передумала кричать через всю комнату. Люди были вроде и не страшными, но какими-то глубоко не такими. Не только из-за одежды или голосов: они даже двигались ненормально – слишком скупо, как ожившие манекены. А еще некоторые вместо вилок брали еду прямо своими желтыми и длинными ногтями.

Катя, хотя по-прежнему совершенно не боялась, все же отвела глаза и перевела их на Олесю, которая еще не ушла и, нависая над ней, настойчиво предлагала попробовать заветренный от жары салат оливье. Этот же салат жевала девушка слева от Кати: светловолосая, в синем сарафане – в общем, неинтересная.

Зато напротив нее оказался один из иностранцев. Он был худощавым, зато с огромным пучком черных волос на макушке, сильно смахивающим на свадебную прическу. Из пучка торчало несколько вылезших под тяжестью прядей серебряных шпилек, в ушах рядами висели серебряные колечки. Лицо человека было узким и каким-то безвозрастным, от 35 до 50 лет, а черты его будто срисовали с Бабы-яги: нос крючком, большие, кошачьего разреза глаза – конечно, черные и с желтыми белками – и ненормально-густые и длинные, как щетки, ресницы. Из-за этих ресниц и бровей, доходящих почти до ушей, человек больше походил на куклу, чем на кого-то живого. Заметив, что Катя на него уставилась, он поджал и без того тонкие губы и бросил вопросительный взгляд на Олесю.

– Ой, я вас сейчас познакомлю, – радостно сказала та. – Это моя соседка, она ваша коллега, врач.

– Я медицинский биохимик: с пациентами не работаю, я в лаборатории, – поправила ее Катя и протянула странному типу руку через стол. – Екатерина.

Тип руку не взял, хотя осмотрел ее со смесью брезгливости и чисто врачебного интереса, и негромким голосом, таким же скрежещущим, как у остальных, хотя и не настолько низким, сообщил свое имя. Сквозь гостевой шум Катя расслышала: «Анубис» и удивилась:

– Интересные у вас родители! Вас так и назвали или это вроде псевдонима?

– Псевдонима? – еще сильнее поджал губы и сдвинул брови человек-баба-яга. – Я не очень понимаю, Екатерина, что вы нашли интересного в моем имени.

– Зовите меня просто Катя, мне неважно. А у вас имя как сокращается? Нуб, что ли?

– Зачем сокращать то, что и так состоит из двух слогов? – раздраженно отозвался он. – Я замечал у людей эту странную тенденцию к экономии звуков. Вы боитесь раньше времени износить челюстные суставы?

– Да нет, вы что! – Катя расхохоталась так, что брызги сока, который она до того отпила, почти долетели до лица Анубиса. Тот брезгливо отшатнулся, сделав непонятное движение рукой, и сказал:

– Вы лучше пересядьте вот туда, поближе к супругу Олеси, Делию. Он хотя и ученый, но по манере поведения тоже как с дерева слез: вы с ним лучше найдете общий язык.

Катя удивленно уставилась на него, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь о правилах поведения за столом, но быстро сдалась и сказала с досадой:

– По-моему, я опять что-то не то делаю, да? Вы же на это вроде намекаете? Я просто в гостях очень редко бываю.

Анубис с астматическим свистом набрал в грудь воздуха и четко сообщил: