Он вообще никогда не смотрел на меня, к моему большому облегчению. Я и так медленно умирала каждый раз в его присутствии. Колени подгибались, дыхание срывалось, сердце в груди бомбило своими оглушительными ударами. Он такой красивый, статный, обаятельный, невозможно не засмотреться, невозможно просто пройти мимо.

Я очень люблю Марину и ее детей тоже, но то, что они совсем не подходят друг другу сразу бросалось в глаза. Они друзья, не больше. Я даже ревности никакой не испытывала, когда видела их вместе, только небольшое сожаление, что я никогда не смогу быть ему нужной, никогда не смогу быть с ним рядом.

Я попросила Алекса не увольнять меня сразу, а дать месяц на поиски новой работы. Пока я осталась здесь, как горничная. Обычно все заработанные деньги я отправляла матери, себе оставляла копейки. Много ли мне надо для того, чтобы продержаться. Питание бесплатно, жилье тоже, поэтому особой необходимости в деньгах у меня не было.

Он легко согласился, но я не уверена, что он вообще слышал меня. Его состояние в последнее время меньше всего напоминало адекватное. Мне было больно наблюдать за его страданиями, и я старалась облегчить его состояние любыми способами. Оставляла на тумбочке возле кровати воду с таблетками от головы, готовила легкий завтрак, чтобы ему не стало хуже, аккуратно складывала чистую одежду в строгом порядке, чтобы он легко мог найти ее. Он ничего не замечал, конечно, но было приятно делать для него такие мелочи. К тому же скоро мне придется отсюда уйти и, возможно, мы никогда больше не увидимся, поэтому сейчас я тайком наблюдала за ним. Смотрела и не могла насмотреться. Впитывала в себя любимые черты и откладывала в уголки своей памяти.

Очень хотела взять его фотографию на память, но кроме тех, что стояли в кабинете на столе в рамке, больше никаких не было. А если взять эти, будет слишком заметно. Вроде, как воровство это. Я не могла такого допустить. Однажды только, когда он крепко спал после ночного самобичевания, я позволила себе сфотографировать его на свой телефон. Пусть и с закрытыми глазами, но все-таки лучше, чем совсем ничего.

Вчера он вернулся с работы уже далеко не трезвый и сразу завалился в ванную, где я наводила порядок. А я как раз случайно опрокинула на себя Маринин гель для душа, теперь вся комната и я сама им благоухала. Вот как раз, когда Алекс зашел и почувствовал знакомый запах, выдержка ему и отказала. Он резко схватил меня за плечи, прижал к стене и со стоном набросился на мои губы.

А что я могла сказать или сделать? Я столько времени об этом мечтала, тайком, украдкой грезила о нем, что теперь даже шевельнуться боялась, чтобы не разрушить это волшебство. Он схватил меня на руки и отнес в спальню, положил на кровать и начал стаскивать одежду. Я не сопротивлялась, я наслаждалась. Знала, что совсем скоро уйду и хотела унести с собой хотя бы это воспоминание.

Меня трясло от его ласк и нежности, от его губ и рук, никогда не думала, что может быть так хорошо. Но вот, когда он резко ворвался внутрь меня, было нестерпимо больно, я еле сдержалась, чтобы не закричать, но сдержалась, чтобы не отпугнуть его своими криками. Одним разом у нас все не ограничилось, он любил меня снова и снова, до тех пор, пока без сил не уснул, предварительно подмяв под себя.

Я не могла уйти сразу и оборвать это волшебное мгновение. Знала, что наступит утро и все закончится, он даже не вспомнит ничего из того, что было между нами, поэтому сейчас я позволила себе уснуть рядом с ним, один только раз понежиться в его объятиях, а рано утром пообещала себе незаметно исчезнуть, до того, как он проснется и обнаружит меня.