Я ничего не ответил, только пуще прижался к ней. Открылась дверь, вошла тётка Поля Нефёдова. Увидев меня, попятилась, но сзади её подтолкнул Шурка, старший брат Вовки Мякуки. Его, видимо, посылали за ней. Вот он её и привёл. Все члены правления сразу сели по-нормальному, по-рабочему. Председатель не любил терять время – сходу бросил сердитый вопрос: «Как ты, Пелагея, докатилась до такого поганого состояния?» – «До какого такого поганого?.. До чего это я докатилась?» – затараторила Пелагея. – Это вот она… Это вот они… Это вы их спросите, – тыкала она в нас пальцем. – Я пельменей настряпала. У Стёпы праздник вчера был. Пятилетие хотел справить. А этот дьявол… – Тут Пелагея зло ткнула в мою сторону пальцем, а сама попятилась, продолжая тараторить. – Ему потешиться захотелось – галок напустил на мои пельмени. И галки уселись с моими пельменями у них под окном на рябину, а они на них любуются да ухмыляются».

Мужики, как по уговору, дружно заржали, заглушая речитатив Пелагеи, но она не останавливалась. – «Мне не жалко пельмени, мне Стёпу жалко. Он умылся, причесался, бутылочку приготовил. Я во двор, а пельменей нет». – «Ну хватит ерунду молоть! – перебил её председатель. – Ты по делу говори. Чем тебя Клавдия обнесла, что ты её же бедой укоряешь?.. Да ещё и оскорбляешь непристойными словами». – «Ни чем…» – Пелагея хлопая глазами глядела на маму. То ли вопрос не поняла, то ли соображала, как ответить, и вдруг – сорвалась: «А потаскуха она. Я ей так и сказала. У неё мужа нет, а Ваську родила. От кого она зачала? От чёрта зачала – дьявола родила!»

Дядя Вася Мочалов вскочил, как ужаленный, и подался всем телом в сторону Пелагеи: «Что ты говоришь, полоумная?! Как тебе не стыдно?» – «А чего это мне должно быть стыдно? – огрызнулась та. – Не замужняя она, не вдова. А Васька откуда?» – «Тьфу!» – плюнул дядя Вася и отвернулся. – «Дура!» – добавил он садясь на стул.

Мужики ржали до слёз, как на концерте неудержимого юмора, вытирали кулаками глаза и поджимали животы. Мама не вытерпела. «Да как мне дальше жить? Виновата ли я, что мне женихов не досталось? И чем я хуже других, чтоб мне детей не иметь? Ведь раз я женщина, я должна быть матерью, иначе зачем мне жить?» – «Матерью? – перебила её Пелагея. – Какая ты мать? Васька – от горшка два вершка, а уж и в небесах побывал, и в подземелье, и…» – «И слава Богу! – громко оборвала мама Пелагею. – Васька не на печи мир познаёт, не за столом жить учится. Не то, что твой Колька, который дальше околицы света белого не видел». – «Молодец, Клавдия! – воскликнул дядя Вася Мочалов. – Правильно говоришь!» – «Ну да, все правильно говорят, только я неправильно говорю», – обиделась Пелагея. «А ты неоколёсную плетёшь!» – ответил за дядю Васю председатель.

«За что она меня потаскухой обзывает? – высказала свою обиду мама. – Я что, у неё Стёпку на ночь воровала? У кого я мужиков заимствовала? Я что, гулящая? Распутная?» – «Успокойся, Клавдия. Успокойся, – сказал председатель. – Сейчас напишем заявление в суд и Пелагее полтора-два года дадут за публичное оскорбление. Вон тут сколько свидетелей-то». Пелагея испуганно завертела головой. «Какой суд? Кого судить? Меня судить?» – «Ну, а кого же? За оскорбление. За хулиганство», – продолжал запугивать председатель. «За какое хулиганство?» – «Как за какое? Битьё окон – это крупное хулиганство». – «У кого я окна била?» – «У Клавдии». – «Я у Клавдии не била. Это Колька. Я с него шкуру спущу!» – «У Кольки твоё воспитание, значит, и спрос с тебя».

Видно было, что Пелагея струсила, обмякла, но не надолго. Вспомнила про пельмени, про Стёпин праздник, всё начала было снова – по второму заходу. Но не выдержал агроном и сказал: «Ты, Пелагея, раззява. Выставила пельмени галкам на съедение. Сама не прикрыла, а Васька виноват. У тебя кошка сметану съест – опять Васька будет виноват? Научись хоть маленько соображать». – «Какой ты праздник у Степана трясёшь? – спросил председатель. – Что у него за пятилетие?» – «Как – что? – поспешила Пелагея ответить. – Пять лет, как сдал на тракториста». – «Э-э-э…, – протянул председатель, – у него скоро праздник будет, как он перестанет быть трактористом. За пять лет только и научился, что трактора ломать». – «А у других не ломаются?» – бросила Пелагея вопрос в защиту Стёпы. «У всех ломаются, все сами и ремонтируют, а Стёпа на тормозах сидит».