– Здорово, – хохотнул Илья и покачал головой.

– Рад, что тебе нравится, – усмехнулся верный друг.

Тут подала голос Серафима:

– Эх, одно утешает: Циркач-то клюнул. Сама видела: когда ты Юрику по фейсу съездила, он свою задницу со стула приподнял на целых пятнадцать сантиметров.

– Так уж и на пятнадцать? – съязвила я, пытаясь прийти в себя.

– Ну, может, на четырнадцать с половиной. Не появись так стремительно наши мужчины, он бы вмешался. Не зря мы, выходит, ему глаза мозолили. Жаль, что теперь это уже не имеет значения. Завтра утром уезжаешь домой. Володя, сможешь посадить ее на автобус?

– Будет лучше, – сказал Тарханов, – если я Лику сам отвезу. Триста километров расстояние небольшое, а сегодня вам лучше у меня переночевать.

Володя кивнул. Странно, но Серафима вроде бы с предложением согласилась, а я позволила себе поинтересоваться:

– Как ваша семья отнесется к вторжению?

– Никак. У меня нет семьи. То есть я живу отдельно от родителей. У меня большой дом.

– И секретарша, надо полагать, в отпуске, – закончила Серафима.

Илья Сергеевич удрученно опустил глаза долу. Сейчас я была не расположена отгадывать их загадки, другие мысли одолевали. Настроение было безнадежно испорчено, потому мы покинули ресторан и отправились к Тарханову, заехав перед этим к Серафиме за моими вещами.

Дом Ильи в самом деле был большим. Двухэтажный особняк с мансардой недалеко от центра города. Илья объяснил, что ранее на этой улице, застроенной частными домами, жила его бабушка. После ее смерти старенький домик снесли, а на освободившемся участке воздвигли шедевр современной архитектуры из красного кирпича. Лужайка перед домом отсутствовала из-за стойкого нежелания населения понять, что времена меняются и соседи тоже. Вместо лужайки был забор на каменных столбах, с воротами и кованой калиткой. На оставшихся от всего этого великолепия нескольких метрах земли были разбиты клумбы, выглядевшие для конца августа очень нарядно.

Сколько в доме комнат, осталось неизвестным. Илья использовал только три, не считая белоснежной кухни. Ванная комната, куда я направилась, чтобы смыть неприятное впечатление от встречи с Катковым, была малахитово-зеркальной. Конечно, я не берусь утверждать, что малахит настоящий, но по виду стоило это великолепие, как чистое золото.

Вернувшись из ванной, я застала всю компанию в кухне. Серафима пила чай, а мужчины кофе. Все выглядели удрученными, мне стало ясно, что настроение я им не улучшу. Что ж делать…

– Вам надо лечь пораньше, – сказала Серафима. – Чтобы выехать до жары. Завтра двадцать семь градусов обещали.

– Я никуда не поеду, – скромно сказала я, взяв из ее рук чашку с чаем.

– Что? – нахмурилась Серафима, а Владимир Петрович начал меняться в лице и гневаться.

– Что еще за глупости? – поинтересовался он.

– Почему глупости? – миролюбиво сказала я, желая избежать скандала. – Не вижу причины покидать город из-за типа, которого не научили в детстве прилично себя вести.

– Стоп, стоп, стоп, – постучал ладонью по столу Владимир Петрович. – Лика, ты не понимаешь… Совершенно не хочется говорить, что с тобой может произойти. По мне, так тебе и знать ни к чему, что такое на свете бывает.

– Давайте рассуждать спокойно, – ответила я. – Тетушка ударила младшего Каткова бутылкой и, слава богу, жива-здорова. Я думаю, вы слегка преувеличиваете опасность…

– Как же, – хмыкнул верный друг. – Серафима огрела Жорика в своем кабинете, как говорится, тет-а-тет, а ты, дорогая моя, на глазах у всего кабака, в его, можно сказать, родном доме. Ощущаешь разницу?

– Эта сволочь тебя с дерьмом смешает, – серьезно сказала тетушка.