А он, словно пришибленный, стоял неподвижно и смотрел ей вслед, любуясь её фигуркой. Чёрная приталенная курточка давала разыграться фантазии: что под ней? А юбка тёмно-синего цвета чуть выше колен, обтягивала аппетитную попку и открывала вид на стройные ножки, обутые в замшевые сапоги на высоком каблуке.

Сглотнув, остановив свой взгляд на ногах незнакомки. В штанах сразу же стало тесно, и он порадовался, что носит спортивки на размер больше. Но руки в карманы всё же спрятал, чтобы мать не смогла ничего заметить. Однако лукавый взгляд родительницы дал понять, что его заинтересованность молоденькой женщиной не осталась незамеченной.

– Понравилась? – добродушно полюбопытствовала она.

А Колька только разозлился. Какого черта, спрашивается, она лезет не в своё дело? Злобно глянув на мать, резко развернулся (насколько могла ему позволить больная спина) и пошаркал к калитке. Настроение и без того плохое скатилось на отметку «Жизнь отстой». Нестерпимо захотелось выпить. Нет, не просто выпить, а напиться. Нажраться вусмерть и выкинуть из головы соблазнительный образ незнакомки. Но пока отец дома, Кольке, увы, это не осуществить. Оставалось только ждать, когда батя поедет на рынок, а мать зароется в своём любимом огороде. Пугало, млять. Бабуля вообще не помеха: прикрикнет на неё и засядет дома за бутылкой самогонки, которую ему вчера по дружбе подогнал Саня.

Напиться в этот день у него не получилось. Отец изменил свои планы, провозившись весь день с машиной. И Кольку пытался пару раз привлечь к ремонту автомобиля, но тот лишь отмахивался от родителя. Настроение и без того поганое, с каждым часом становилось всё хуже и хуже.

Апогей этого состояния произошёл вечером, когда возле двора Коваленковых собралась вся соседская молодёжь. Колька тоже был среди них. Сидел на лавочке с Лизкой Понкратовой, своей давней подругой и по совместительству женой его лучшего другана Сашки. Сидели, пили пиво и закусывали жареными семечками. Лизка жаловалась на сына. А Колька просто глушил свою злость в слабоалкогольном напитке. И, вроде бы, его уже даже немного попустило, тело расслабилось, а затуманенный лёгким алкоголем мозг стёр соблазнительный образ маленькой и хрупкой нимфы. Однако стоило ему окончательно расслабиться и даже приобнять подругу за плечи, как объект назойливых мыслей вновь появилась в его поле зрения.

Нимфа остановилась всего в десяти шагах от них. Рядом с ней стояла смутно знакомая молодая женщина. Кажется, эта дамочка жила на их улице. Вот только в каком доме, он точно не помнил. И стояли они себе, вроде бы, в стороне от них, но его взгляд прочно приклеился к соблазнительному стану нимфы. А она улыбалась, что-то отвечала собеседнице своим волшебным тихим голосом и на него совсем не смотрела. Лишь раз взглянула мельком, зарделась аки маков цвет и отвернулась. А Колька понял, что теперь хочет её до дрожи в коленях, до зуда в руках, до звёздочек перед глазами.

Лизкины россказни ему стали совсем неинтересны. Всё его внимание было приклеено к нимфе. И он уже точно решил про себя, что узнает о ней абсолютно всё. Что она будет только его. Что владеть ею будет только он!

Делать вид, что он до сих пор увлечён разговором с Лизкой, было легко. Всё же хмельная подруга не обращала никакого внимания на то, что Колька смотрела вовсе не на неё, а совсем в другую сторону. Сейчас для Лизки бутылка пива была роднее матери, важнее собственного ребёнка. И Коваленко не собирался её отвлекать от распивания любимого напитка. Вместо этого он как можно внимательней вслушивался в разговор нимфы с подругой, хотя нет, он же всё же уловил, что нимфа назвала свою спутницу сестрой. Уже легче. А её он услышал имя нимфы – Слава. Имя ему не понравилось. Ей бы быть какой-нибудь простой Таней или Аней, а вместо этого необычное Слава. И теперь гадай её полное имя: то ли Ярослава, то ли Владислава, то ли её как-то.