Но как не думать, если уже сутки я не занималась ничем, кроме этого. Думала и лежала, лежала и думала.

Тряхнув головой, проверяю чувствительность руки. Удачно проверяю, от стрельнувшей резкой боли на глазах слёзы. Выдыхаю, со злым смешком стираю капли на щеках.

Чёртов Бес со своей компашкой! Да, расстались мы не очень хорошо. Да, я подтащила из общака приличную сумму. Но не настолько, чтобы все эти годы меня искать и, тем более, стрелять до того, как задать вопросы.

Хотя это могла быть инициатива Пашки, зря я тогда над ним издевалась и динамила. Но кто бы не динамил, если пикаперские замашки тот свистнул из «Бригады», а догадаться, что жизнь несколько отличается от бандитских сериалов, мозгов уже не хватило.

Открываю кран, бездумно сверлю взглядом струю, что с перебоями и шипением льётся в санфаянс.

Прибил бы, а Бесу сказал, что так и было. Попытка к бегству и всё такое. Раз слава о моём характере уже тогда облетела всю группировку.

И по всему выходило, что меткость Воскресенского спасла мне жизнь. Ему тоже, но мне особенно.

Усмехаюсь.

Мой счёт к младшенькому всё растёт и плевать, что он об этом даже не догадывается.

Вода, наконец, становится похожа на тёплую, притом, что кран с холодной я даже не трогала.

Окей, как теперь убрать волосы в хвост?

С трудом и тихим матом правой рукой кое-как держу волосы, пока левой пытаюсь хоть как-то забрать их наверх. Устаю, отступаю и сажусь на край ванны.

Уговорили. Пусть придёт герой и спасёт меня.

Но по закону подлости гений не торопится. Позвать? Да щас же! Пусть потом страдает от моей бледной физиономии. Тем более, на контрасте со снятыми румянами она и правда не фонтан.

– Долбанный случай! Гадская косметика! Да чтобы я ещё раз… лучше сдохнуть!

Потому что любая знает, насколько хреново оттирать ультрастойкую тушь. Моя взялась только с третьего раза. Порадовала, блин, пандой в отражении. Но если китайская панда добрая и милая, то русская – с налитыми кровью глазами и ненавидящая жизнь в целом.

– Р-р!

В десятый раз наливаю смывалку на ватный диск и кое-как возвращаю себя к нормальному виду. Кто бы мог подумать, что без одной руки настолько плохо!

Выдыхаю, выпрямляюсь. Встречаюсь взглядом с Воскресенским.

– Что? – хмуро.

Но тот не реагирует, тот залипает. И это оказывается чертовски приятно для либидо, что в момент очухивается под блуждающим взглядом. И оно же не даёт нарушить момент очередной колкостью. А мне жарко! И душно, и враз натирает… да везде!

Пока невозмутимый Есений стоит, привалившись плечом к косяку двери, и разглядывает. А я физически чувствую, как его взгляд скользит от моего лба, по линии бровей и к носу. Ниже, обрисовывает пухлость губ, чертит по резкой линии подбородка, касается шеи…

Да твою же! Приди уже в себя, иначе…

Иначе кранты. Потому что из меня уже вырывается горячий вздох, а он… он всё ещё виснет. Но вот неожиданно мужской, чертовски тяжёлый взгляд напарывается на кружево, под которым я вся уже в боевой готовности. Настолько, что пропорола бы бюстье, будь это возможно.

И Есений вдруг приходит в себя. Веки закрываются, а в следующий миг являют адекватного, только недовольного гения.

– Помочь?

Хриплый голос отдаётся вибрацией в теле, приходится прикусить губу. И именно это привлекает внимание.

Бракованный Windows!

– Помоги, – собственно, мой голос недалеко ушёл.

Про мозг молчу, раз уж не смогла противиться плохой, ОЧЕНЬ плохой идее. И простреленная рука не спасёт, есть много поз…

Да твою же!

Едва слышно шиплю матом.

– Что? – полностью очухивается гений и подскакивает ко мне.

Хотя какие прыжки в этих трёх метрах! Его полшага, и вот мы стоим фактически прилипнув друг к другу. Воскресенский обеспокоенно, а я… мне срочно нужно принимать хоть какие-то меры. Или душ.