— Это ненадолго, надо потерпеть, девочки. Если те, у кого были претензии к Марату, поймут, что у Крис ничего нет, они оставят ее в покое.

Когда у меня появился доступ к финансам, я предложила переехать.

— Какой смысл нам прятаться? — спросила я. — Если Марат якобы оставил дочь без денег, а у нее вдруг появилась богатая подруга, которая ее содержит, кто будет ее искать? Все подумают, что она просто живет за чужой счет. Без денег она никому не интересна.

Идея в конечном счете, сработала. Мы поселились в небольшом городке в Альпах, старались не привлекать к себе внимания. Выбрали его по карте, случайно. Красивый, тихий, дома как игрушечные. Здесь никто нас не знал, и это было главным.

Мы попытались восстановиться в университете и продолжить учебу дистанционно.

Но прошлое не отпускало.

Я не могла смириться со смертью Марата. Все в его деле выглядело неправильно. Следствие закрыли слишком быстро. Слишком много вопросов осталось без ответа, я должна была узнать правду.

Решение обратиться к Демиду пришло не сразу. Наше знакомство нельзя было назвать близким, но все-таки мы общались лично. Я долго добивалась встречи, ждала, пока он выкроит для меня время в своем плотном графике.

И вот, я здесь. В номере отеля, после встречи с Ольшанским, но облегчения нет.

Засыпаю медленно. Сон накатывает волнами, то погружая в темноту, то выталкивая обратно.

А потом мне снова снится он, Марат.

Сидит в кресле у окна, откинувшись на спинку, небрежно покачивая ногой. Свет ночника мягко освещает его силуэт, только лица я не вижу.

Я знаю, что он на меня смотрит. Молча, спокойно.

Не могу пошевелиться.

— Марат... — шепчу. Хоть и во сне, но все равно слышу свой голос.

Он поднимается, подходит к кровати, садится на корточки. Его пальцы скользят по моим волосам, осторожно, как будто он боится меня разбудить.

— Не плачь, — тихо говорит. Его голос немного другой. Чуть более низкий, более хриплый.

Я даже не замечаю, как по щекам текут слезы.

— Я люблю тебя, — его голос такой живой, такой теплый, что я всхлипываю.

Он проводит ладонью по моему животу, медленно, сдержанно. Потом склоняется ниже, губами касаясь тонкой ткани ночной рубашки. Целует выпуклость живота сквозь рубашечную ткань.

— Все хорошо, — шепчет он. — Все хорошо, малыш. Моя любимая, нежная девочка...

Хочу ответить, но не могу. Хочу дотянуться, но руки не слушаются.

Лунный свет падает на его лицо, он поворачивается, и я замечаю, что у него другой профиль. Тоже знакомый, но не Марата.

«Марат, что с тобой случилось...» — хочу спросить, но не могу.

Когда просыпаюсь, в номере тихо. Только сердце колотится слишком быстро. Поднимаю ладонь к лицу и замираю. На пальцах слышен слабый запах табака.

Это еще со вчерашнего вечера остался, когда я отдирала от себя руки Алекса.

Сажусь в постели, глядя на подушку. От нее пахнет чем-то знакомым. Это мужской парфюм. И табак.

— Черт… — выдыхаю, зарываясь пальцами в волосы.

Сон. Это просто сон. Но тогда почему от моих волос тоже пахнет этим ароматом? И табаком?

Медленно встаю с кровати, перевожу взгляд на кресло у окна. Покрывало на сиденье чуть смято, словно там и правда кто-то сидел. Моргаю, пытаясь найти разумное объяснение. Я точно помню — перед сном кресло было пустым, идеально ровным. Или нет?

Иду в ванную, смотрю на себя в зеркало.

Я схожу с ума.

Я сама туда садилась вчера, когда снимала туфли.

Я пропахла запахом чужого мужчины, когда он схватил меня вместо того, чтобы просто поддержать. Наверное испугался, что у него на глазах упадет беременная девушка. Может, у него есть какой-то личный триггер.

Этой ночью мне снова приснился Марат. Он гладил и целовал мои волосы, вытирал мои слезы, целовал живот. Только у него было другое лицо.