Выхожу из кухни, задевая его плечом и в комнате, которую наивно считала “своей”,

кидаю в пакет немногочисленные вещи. Можно было бы гордо оставить ему, но я понимаю, что еще до того, как за мной закроется дверь, вся одежда полетит в мусорное ведро. Нет уж, она мне еще пригодятся.

В коридоре я намеренно даже не смотрю на него. Прохожу к двери и щелкнув замком, открываю ее. Сколько раз за эти дни я пыталась это сделать… И ни разу вожделенный замок не поддавался. Сейчас же я, наконец, на свободе. Вот только этот факт меня совсем не радует.

— Белая мазда у подъезда, — бросает Ратмир мне вслед.

Надеюсь, он не ждет от меня благодарности? Я молча выхожу из квартиры и уже возле лифта мне в спину летит тихое “удачи, Ася”.

Даже когда я сажусь в такси, эти слова продолжают эхом звучать в моей голове. Удачи вернуться к тирану и насильнику? Удачи самой разгребать проблемы, которые создал отчим? Удачи найти деньги на лечение мамы?

Достаю телефон и первым делом удаляю номер Ратмира. Уверена, я еще не раз окажусь в безвыходной ситуации и чтобы не пришлось бороться с искушением позвонить этому жестокому спасителю, забираю у себя эту возможность в зачатке. А затем, едва мы выезжаем из этого элитного жилого комплекса, я прошу водителя остановить машину.

19. Глава 19

— Заказчик сказал доставить вас на Корабельный тридцать шесть, — возражает водитель.

— Планы поменялись, — сухо заявляю. — Я хочу выйти здесь.

— Но…, — снова начинает мужчина.

— Пожалуйста, остановите машину, — требую более уверенно. Если бы Ратмир сам потрудился отвезти меня или доверил это одному из своих людей, вряд ли бы я осмелилась перечить. Но он сплавил меня обычному таксисту, поэтому я смелею не на шутку и тянусь к ручке двери на ходу.

— Ненормальная, — орет он и, наконец, тормозит у обочины.

Забираю пакет с заднего сидения и под продолжительную брань водителя, захлопываю за собой дверь. Мужчина резко трогается с места, а я остаюсь совершенно одна.

Оглядываюсь, пытаясь сориентироваться в пространстве и бреду в сторону парка на указателе. Я не была в этом районе с детства и совсем не узнаю местность, но если верить табличкам и стрелочкам, то двигаюсь в верном направлении. Хотя стоит признать, что в моей ситуации едва ли есть верное направление.

На ум почему-то приходит странное слово “цугцванг”. Папа когда-то учил меня играть в шахматы и объяснил, что так называется положение, в котором любой ход игрока только усугубит ситуацию, сделает только хуже. И несмотря на то, что в шахматы я не играла уже лет десять, чувствую себя сейчас самой обычной пешкой в чьей-то игре.

Ратмир держал меня при себе, пока я была ему нужна, пообещал помочь, а потом… просто выбросил, как ненужную игрушку.

Не знаю сколько я бесцельно бреду по городу, но к тому времени, как добираюсь до парка, новые босоножки успевают натереть ноги. Обессиленно плюхаюсь на лавочку и в который раз перебираю в голове варианты. Точнее, пытаюсь перебирать. Но получается из рук вон плохо. Потому что нет их… нет у меня вариантов. Никаких. Абсолютно! Я в полном тупике.

Домой к брату я не вернусь. Ратмир может сколько угодно быть уверен, что Данил меня больше не тронет. Вот только он его не знает… Не знает во что тот превращается, когда напьется.

Интересно, Бестаев сам осознает эту иронию, или даже лицемерие — он всерьез верит что мой брат сдержит свое обещание, в то время как сам даже не думал сдерживать свое.

Отчаяние уже не просто заполняет меня, я им захлебываюсь. Мне даже не плакать хочется, а выть. Дышать становится трудно и в какой-то момент в голове даже мелькает мысль: а может не надо? Может, не надо дышать? Никто и не заметит, если меня не станет…