– Понятно.

Алла вышла, хлопнув дверью. Эту женщину, седую и побитую жизнью, как старую шубу молью, хотелось обидеть, наговорить грубостей… Впрочем, она сама как моль, и не Алле ее судить. Кто знает, кого бы выбрала она – дочь или отца? Такой ситуации в отношении своей семьи в принципе не допускала. Но вот так риторически: дочь или отец? Как, кстати, у него дела? Алла вышла из подъезда и достала телефон. Трубку долго не брали, отчего на душе стало неспокойно. Наконец он ответил:

– Аленька, что-то случилось?

– Нет, папа, хотела узнать, как ты?

– Да веселюсь! С дамой, между прочим.

– С дамой? Кто же порадовал тебя визитом?

– Ой, дочка, дожил. Соцработника собес прислал. Видно, инвентаризация у них. Сколько нас, стариков, осталось, да кто еще помирать собирается. Вот и говорю – не собираюсь еще, жив, здоров и самостоятелен, а она мне заладила на обслуживание да на обслуживание.

– Пап, так и соглашайся. Мы-то не всегда к тебе можем, а ты к нам не хочешь.

– Не хочу, – согласился отец. – А и правда, пожалуй, соглашусь, пусть приходит, поговорим хоть, чаю попьем. Дарька-то как?

Алле стало стыдно. С утра, как выскочила из дома, о дочке и не вспомнила. Но ведь она дома с няней, там все в порядке должно быть.

– Все нормально, пап. Постараемся выбраться к тебе в выходные.

– Буду ждать. До свидания, доченька!

Алла, закончив разговор, вспомнила, что в субботу обещала Славке Новгородцеву, ставшему известным и дорогим фотографом, посетить его выставку в Новой Галерее. Надо бы сходить, но нет. Она заскочит к нему в пятницу с утра, извинится. Точно.

Так, вот дверь семьдесят второй.

– Ну вот! За вами точно глаз да глаз! Уже ходите, что за безобразие, – тоном строгого доктора проговорила Алла.

– Мы тут, пользуясь отсутствием леди, решили маленький джентльменский вопрос, – пояснил Иван.

– Ну и молодцы!

– Мне уже совсем хорошо. Я сейчас спать, а вам, дочка, спасибо. И так, сколько со мной, стариком, провозились!

– Нет никого дома, – соврала Алла. – Хорошо, конечно, что вы себя уже лучше чувствуете, но я все-таки не могу вас вот так одного дома без присмотра оставить, а вдруг хуже, не дай бог, станет.

– Николай Николаевич у нас уже молодцом, но одному и правда, еще нельзя, вон как мотает, –поддакнул Иван.

«Это ты молодцом, Ваня, напомнил, как деда зовут», – подумала Алла.

– Николай Николаевич, у вас кто-нибудь из знакомых есть, может друг или приятельница из подъезда, присмотрели бы за вами?

–Да как же есть друг-то, ну не то чтобы друг, сосед Юрий Никандрович. Он хоть и бывший депутат, но в домино мы с ним во дворе по-стариковски козла забивали, бывало. Он на третьем этаже надо мной живет, может, и посидел бы немного…

– Алла Робертовна, давайте я сбегаю! – вызвался Иван.

– Боюсь, что Юрий Никандрович тебя в глазок увидит и испугается, а как ты заговоришь точно до утра никому дверь не откроет, а то и милицию вызовет. Уж поднимусь сама.

– Вот ведь она, жисть-то, какая, – глядя в потолок философствовал дед. – Я молодой-то когда был… Такой сильный был, думал сила-то у меня никогда не кончится. На руках, бывало, весь взвод перетягивал. Штангу, сколько было блинов в зале, – все поднимал. Больше бы было, больше бы тягал, вот сдури и подсадил сердчишко-то. Уж и до нужника не дойти. Самое-то и обидное, что беспомощен, как кутенок без мамки. Ну, фершалка молодец, укол хороший поставила. Завтра к утру отлежусь, не впервой.

– Я тоже на руках мастак побороться. Давай, дед, поправляйся, поучишь меня.

– А я тебя и так поучу. У меня вот сына-то нету, некому секрет передать. Был у дочки муж, да объелся груш. И у Нинки девка, внучка-то моя. А вот ведь помру, и хорошему человеку не расскажу, как в этом деле победу держать.