– Фамилия, имя, отчество.

– Что? – не понял Мошка.

– Зовут как? – уточнил Чарвоненко.

– А-а-а… Мошка… То есть, Тимофей.

– Работаем кем?

– Так лесовиком, стало быть, работаем. Соблюдаем, так сказать, порядок и всякое такое.

– Лесничий, значит.

– Ну, лесовик я, то есть, хозяин леса…

– Что делаем в городе?

– Так ведь кикимора-то… Послала кикимора-то за сахаром.

– Это что? Я же просил – не выражаться. Вы о ком? Жена, что ль, ваша?

– Подруга, стало быть.

– Ясно. Гражданский брак.

– Как Вы говорите?

– Слушай, дед, а что у тебя волосы такие длинные? Ты что, хиппи, что ли?

– Волосы? Так ить растут. А когда живёшь в лесу…

– Значит, всё-таки, БОМЖ!

– …да ещё сидишь весь день на пеньке… – продолжал Мошка.

– Вдобавок, ещё и наркоман! Нет, вы послушайте! – восторгался Чарвоненко, – Коноплю знаю, мак тоже, но вот чтоб сидеть на пеньке! Это что-то новенькое!

– …волосяной покров необходим, – закончил свою мысль лесовичок.

– Для чего?

– Для тепла, знамо дело.

– Вот с этого всё и начинается, вся преступная деятельность – накурятся, нанюхаются пеньки разной да конопли и начинают совершать противоправные действия, – констатировал Чарвоненко, – Прочитайте протокол и распишитесь!

– Что будем делать с ним? – кивнул тощий в сторону деда.

«Давайте его к нам, мальчики? – завыли девицы из клетки, – Уж мы его приголубим». «Я что, по вашему, сатрап какой, изверг роду человеческого? Да я бы вам и пса бездомного, не то, что человека, не доверил. Дадим ему статус беженца и пусть себе катится на все четыре стороны». «А-а-а… нельзя мне вместо этого статуса взять сахару, ну, того, что кикимора моя просила…, а?», – скромно поинтересовался Мошка. «Ишь ты, какой ушлый дед попался. Ему статус беженца дают, а он ломается! У нас тут люди годами ждут такой манны небесной! Томятся в застенках, понимаешь!» – разъярился неожиданно тощий, схватил Мошку за шиворот костлявой рукой и вышвырнул его вон.

Мошка летел. Летел по небу. Летел быстро, но с оглядкой, успевая увернуться от встречных самолётов и птиц.

А внизу развернулась Земля со всею своей сказочной красотой! Какая она была хорошенькая в этот утренний час! «Как ребёночек!» – подумал Мошка. На этой мысли он стал вдруг резко терять высоту и снижаться над лесом. Снижался, снижался и… шлёпнулся… прямо в болото.

«Ой, что это?» – высунулась тут из тины сонная ничего не понимающая кикимора. «Кикимора! Родная! – завопил дед Мошка как ненормальный, – Ты ж моя красавица! Самая кикимористая из всех кикимор! Я тебя обожаю!»

«Я люблю тебя, как Солнце любит Землю и цветы!» – заголосил Мошка утренним петухом и стиснул кикимору своими мохнатыми лапами так, что у неё всё забулькало внутри.

«Видать, права была моя бабушка, – только и проскрипела она, – Стоит мужика послать… куда-нибудь, как он тут же вспоминает, как сильно он тебя любит». «Ой! – хлопнул себя по лбу Мошка и выпустил при этом кикимору из объятий, – Я ж тебе сахару-то не принёс!» «Больно он мне нужен, твой сахар. Он, вообще, говорят, вреден для здоровья кикимор». «Да? А я думал, тебе сахару не хватает для счастья». «Ох, и странный вы народ, мужики! Внимания мне не хватает, внимания! И любви!» «А разве я не…», – начал было Мошка. «Да, – согласилась кикимора, – да. Но ты сказал мне об этом сегодня впервые за триста лет».