– Вот поганец, – шипела я, прохаживаясь по комнате.

К ночи стало только хуже: мама заявила, что не видит другого выхода, как отправить меня к тетке под Смоленск. Я ужаснулась: тетка была еще более набожной, чем мать, жила и работала при женском монастыре. Очевидно, матушка решила, что мирская жизнь мне не по плечу, и спасение я могу обрести, только укрывшись за монастырскими стенами. Протестовать я не стала, наоборот, смиренно приняла решение, в тайне надеясь, что мать отойдет и смягчит наказание. Однако прошло десять дней, а лучше не стало: с теткой было все оговорено, билеты на автобус куплены, а я, сидя под домашним арестом, должна была собирать вещи, чтобы через два дня отбыть в заточение. По счастью (ну это так мама говорила), никто о моем позоре не узнал, так что был шанс не запятнать честь нашей семьи, главное, поскорее от меня избавиться. Папа, как ни странно, принял мою сторону, пытаясь доказать маме, что оступиться может каждый, и что спасать меня надо не гнетом, а любовью, как и начертано в известной книге. Но она забыла обо всех книгах, потому что переубедить ее не было никакой возможности. Стало очевидно, что жизни моей конец: все мечты и цели так и останутся нереализованными. И ладно бы я не знала, как это – жить иначе, но нет, мне придется умирать за высокими стенами и вспоминать миг счастья. Связаться с Лехой не было возможности, телефон были изъят.

А потом я поняла, что не смогу смириться с такой несправедливостью. Вся натура взыграла во мне, и голос внутри стал нашептывать, набирая силу, о том, что никто не вправе распоряжаться чужой жизнью, что я взрослый человек, сама себе хозяйка, что я смогу выжить, и плевать на то, кто что обо мне подумает. Да если родная мать готова похоронить дочь в монастыре против ее воли, на что она вообще нужна? Дошла я до самых ужасных мыслей, а когда вскочила из постели, часы показывали полночь.

Стараясь не шуметь, я принялась связывать концы простыней, взятых из шкафа. Благо, мы жили на третьем этаже, внизу росла раскидистая вишня, а решимости во мне было столько, что я готова была выскочить из окна прямо на швабре, как Маргарита в известной книге. Воистину, что-то во мне замкнуло в ту ночь, и я стала самой натуральной бесстрашной ведьмой. Паспорта и денег у меня не было, а больше брать с собой было нечего. Одевшись, я поползла по простыням вниз и вскоре бодро вышагивала по ночному городу. Идти было некуда: родственники сообщат маме, близких подруг у меня нет. Потому я пошла к Лехе.

Консьерж меня знал и пропустил сразу. Леха встретил в холле в трусах и футболке. О моем приходе ему сообщили, дверь в квартиру была открыта, хотя он ее частенько не закрывал все из-за той же дурацкой привычки играть со смертью в поддавки и догонялки. В холле горел тусклый свет. Я замерла, глядя на мужчину со злостью, он только усмехнулся. Покачав головой, я прошла в кухню и налила вина, достав бутылку из шкафа. Леха замер, привалившись к стене и разглядывая с интересом.

– Забыл, как я выгляжу? – не удержалась я, отставляя бокал.

– Соскучился.

– Неужели? А не ты ли сдал меня? Теперь я осталась без жилья, мне пришлось сбежать из дома, потому что мать собирается отправить меня…

– В монастырь, – закончил он, я уставилась на него с подозрением.

– Откуда знаешь?

– Детка, – покачал он головой, проходя и усаживаясь за стол, – ты же не дура, видишь, что я не парень с твоего факультета. Ты думаешь, я ничего о тебе не знал? Кто ты, кто твои родители, чем занимаешься, где учишься? Вся твоя конспирация с явками и паролями…

– А какого черта разыгрывал неведение? – разозлилась я.