Умываюсь, снова собираю волосы в хвост, влезаю во вчерашние джинсы и свитер и выхожу из комнаты. О телохранителя не запинаюсь, сумки его тоже не вижу. Надеюсь, не ночевал у двери.
Спускаюсь на кухню. Когда отец уезжает, утренний стол в обеденном зале не накрывают. Раньше я завтракала в постели, а последние полгода только в компании отца, и то — делая вид. Сегодня же у меня в животе урчит. Вчерашний день высосал немало сил. Но не опустошил. Скорее наполнил энергией. Потому что мысли о нежелании жить уже отходят на второй план. Если я умру, то кто разделается с Самиром?
— Элечка? — удивляется няня с чайником в руках. — Доброе утро!
Мой взгляд падает на насыщенно красную струю из носика, льющуюся мимо кружки. Няня так опешила, что разлила чай. Спохватывается, только когда Самир подвигает кружку. Он уже в брюках и рубашке. Даже наплечная кобура на месте. Только пиджак висит на спинке стула, а гарнитура скрытого ношения лежит на краю стола.
— Ох, я сейчас вытру. — Няня хватает рулон бумажных полотенец и быстро прибирается на столе. — Элечка, ты позавтракаешь с нами?
— Раиса Леонидовна, — обращается к ней Самир, — здесь Элла Валентиновна хозяйка. Это мы должны спрашивать, можно ли нам позавтракать с ней.
Скотина! С утра меня выбесить решил!
Стараясь не выдавать своей злости, я сажусь за стол прямо напротив Самира и интересуюсь:
— Где Ольга?
Домработница наша совсем стыд потеряла. Решила, что если отец уехал, а Руслан с нами не живет, то меня обслуживать не надо.
— Элечка, не ругайся, — просит няня. — Я приготовлю тебе, что хочешь.
— Передай ей, чтобы не забывала, за что она получает зарплату. Вконец обнаглели уже! Телохранитель бросает меня в комнате, где меня может снять любой снайпер, служанка и вовсе на работу не явилась. Штрафовать придется.
— У вас пуленепробиваемые стекла в окнах, — вдруг говорит Самир, делая глоток чая. — Снайперу вас не достать. Да и зачем?
У меня язык отнимается. Он же сам вчера сказал…
Боже! Какая же я дура! У нас и правда пуленепробиваемые окна. И похитителю моему мое убийство невыгодно. Он же денег хотел. Или хочет до сих пор. Живая я нужнее.
— Тебе говорили, что у тебя отвратительное чувство юмора? — фыркаю, пока няня расставляет передо мной приборы. — Ты воспользовался моей уязвимостью.
— Зато ваши извилины наконец-то зашевелились. Буду считать, что это вы мне так благодарность выражаете. За заботу, за приятное времяпрепровождение, за скорую вечеринку.
— Что еще за вечеринка? — У няни загораются глаза. Она подставляет мне салат и сок и садится рядом. А меня обуревает желание вогнать вилку в глаз Самиру.
— Эллу Валентиновну пригласили на студенческую новогоднюю вечеринку через два дня.
— Здорово! Элечка, это просто замечательно! Я очень рада, что ты решилась.
Если бы я!
Стиснув зубы, выдыхаю, успокаивая себя. Отвожу взгляд от Самира и начинаю есть. Лучше занять рот едой, пока снова не высказала ему все, что думаю. Ему ведь это только в кайф.
Вкуса снова почти не чувствую, но впервые за последние полгода ем с таким неистовым голодом. Салат, гренки, рыбу, десерт. Уплетаю, наплевав, что на меня таращится этот монстр телохранитель. Опустошаю второй стакан сока и откидываюсь на спинку стула. Объелась.
Довольная моим аппетитом няня не сводит с меня глаз. Даже со стола не убирает, наверное, думая, вдруг я еще захочу.
— Элечка, а в чем ты пойдешь на праздник? — интересуется она. — Ты сильно похудела. Размера на два точно. Все платья велики будут. Как этот свитер. Заказывать уже поздно. Может, поездим по магазинам?
Я прикрываю глаза, чтобы не видеть ухмылку Самира. Няня права: мне нечего надеть. Все мои платья будут мешком на мне болтаться. Никита заслуживает лучшего. Нельзя подставить его, составив компанию в безобразном виде. Я же не дурнушка какая-то! Я дочь Валентина Ярославцева, в репутации которого я и так уже не самая классная отметка. Ходячий дизлайк.